27 января 2015 г - зажжем свечу в каждом окне в 20.00

27 января 2015 года - зажжем свечу в каждом окне в 20.00


89213093129

..................................................

Ол-ля-ля, да мы совсем соседи, какой дом если не секрет?

Ольга Берггольц

Ленинградская поэма
1

Я как рубеж запомню вечер:
декабрь, безогненная мгла,
я хлеб в руке домой несла,
и вдруг соседка мне навстречу.
«Сменяй на платье, - говорит, -
менять не хочешь - дай по дружбе.
Десятый день, как дочь лежит.
Не хороню. Ей гробик нужен.
Его за хлеб сколотят нам.
Отдай. Ведь ты сама рожала...»
И я сказала: «Не отдам».
И бедный ломоть крепче сжала.
«Отдай, - она просила, - ты
сама ребёнка хоронила.
Я принесла тогда цветы,
чтоб ты украсила могилу».
...Как будто на краю земли,
одни, во мгле, в жестокой схватке,
две женщины, мы рядом шли,
две матери, две ленинградки.
И, одержимая, она
молила долго, горько, робко.
И сил хватило у меня
не уступить мой хлеб на гробик.
И сил хватило - привести
её к себе, шепнув угрюмо:
«На, съешь кусочек, съешь... прости!
Мне для живых не жаль - не думай».
...Прожив декабрь, январь, февраль,
я повторяю с дрожью счастья:
мне ничего живым не жаль -
ни слёз, ни радости, ни страсти.
Перед лицом твоим, Война,
я поднимаю клятву эту,
как вечной жизни эстафету,
что мне друзьями вручена.
Их множество - друзей моих,
друзей родного Ленинграда.
О, мы задохлись бы без них
в мучительном кольце блокады.

2

. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .

3

О да - и н а ч е н е м о г л и
ни те бойцы, ни те шофёры,
когда грузовики вели
по озеру в голодный город.
Холодный ровный свет луны,
снега сияют исступлённо,
и со стеклянной вышины
врагу отчётливо видны
внизу идущие колонны.
И воет, воет небосвод,
и свищет воздух, и скрежещет,
под бомбами ломаясь, лёд,
и озеро в воронки плещет.
Но вражеской бомбёжки хуже,
ещё мучительней и злей -
сорокаградусная стужа,
владычащая на земле.
Казалось - солнце не взойдёт.
Навеки ночь в застывших звёздах,
навеки лунный снег, и лёд,
и голубой свистящий воздух.
Казалось, что конец земли...
Но сквозь остывшую планету
на Ленинград машины шли:
он жив ещё. Он рядом где-то.
На Ленинград, на Ленинград!
Там на два дня осталось хлеба,
там матери под тёмным небом
толпой у булочной стоят,
и дрогнут, и молчат, и ждут,
прислушиваются тревожно:
«К заре, сказали, привезут...»
«Гражданочки, держаться можно...»
И было так: на всём ходу
машина задняя осела.
Шофёр вскочил, шофёр на льду.
«Ну, так и есть - мотор заело.
Ремонт на пять минут, пустяк.
Поломка эта - не угроза,
да рук не разогнуть никак:
их на руле свело морозом.
Чуть разогнёшь - опять сведёт.
Стоять? А хлеб? Других дождаться?
А хлеб - две тонны? Он спасёт
шестнадцать тысяч ленинградцев».
И вот - в бензине руки он
смочил, поджёг их от мотора,
и быстро двинулся ремонт
в пылающих руках шофёра.
Вперёд! Как ноют волдыри,
примёрзли к варежкам ладони.
Но он доставит хлеб, пригонит
к хлебопекарне до зари.
Шестнадцать тысяч матерей
пайки получат на заре -
сто двадцать пять блокадных грамм
с огнём и кровью пополам.

...О, мы познали в декабре -
не зря «священным даром» назван
обычный хлеб, и тяжкий грех -
хотя бы крошку бросить наземь:
таким людским страданьем он,
такой большой любовью братской
для нас отныне освящён,
наш хлеб насущный, ленинградский.

4

Дорогой жизни шёл к нам хлеб,
дорогой дружбы многих к многим.
Ещё не знают на земле
страшней и радостней дороги.
И я навек тобой горда,
сестра моя, москвичка Маша,
за твой февральский путь сюда,
в блокаду к нам, дорогой нашей.
Золотоглаза и строга,
как прутик, тоненькая станом,
в огромных русских сапогах,
в чужом тулупчике, с наганом, -
и ты рвалась сквозь смерть и лёд,
как все, тревогой одержима, -
моя отчизна, мой народ,
великодушный и любимый.
И ты вела машину к нам,
подарков полную до края.
Ты знала - я теперь одна,
мой муж погиб, я голодаю.
Но то же, то же, что со мной,
со всеми сделала блокада.
И для тебя слились в одно
и я, и горе Ленинграда.
И, ночью плача за меня,
ты забирала на рассветах
в освобождённых деревнях
посылки, письма и приветы.
Записывала: «Не забыть:
деревня Хохрино. Петровы.
Зайти на Мойку, сто один,
к родным. Сказать, что все здоровы,
что Митю долго мучил фриц,
но мальчик жив, хоть очень слабый...»
О страшном плене до зари
тебе рассказывали бабы
и лук сбирали по дворам,
в холодных, разорённых хатах:
«На, питерцам свезёшь, сестра.
Проси прощенья - чем богаты...»
И ты рвалась - вперёд, вперёд,
как луч, с неодолимой силой.
Моя отчизна, мой народ,
родная кровь моя, - спасибо!

5

. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .

6

Вот так, исполнены любви,
из-за кольца, из тьмы разлуки
друзья твердили нам: «Живи!»,
друзья протягивали руки.
Оледеневшие, в огне,
в крови, пронизанные светом,
они вручили вам и мне
единой жизни эстафету.
Безмерно счастие моё.
Спокойно говорю в ответ им:
«Друзья, мы приняли её,
мы держим вашу эстафету.
Мы с ней прошли сквозь дни зимы.
В давящей мгле её страданий
всей силой сердца жили мы,
всем светом творческих дерзаний.

Да, мы не скроем: в эти дни
мы ели клей, потом ремни;
но, съев похлёбку из ремней,
вставал к станку упрямый мастер,
чтобы точить орудий части,
необходимые войне.

Но он точил, пока рука
могла производить движенья.
И если падал - у станка,
как падает солдат в сраженье.

Но люди слушали стихи,
как никогда, - с глубокой верой,
в квартирах чёрных, как пещеры,
у репродукторов глухих.

И обмерзающей рукой,
перед коптилкой, в стуже адской,
гравировал гравёр седой
особый орден - ленинградский.
Колючей проволокой он,
как будто бы венцом терновым,
кругом - по краю - обведён,
блокады символом суровым.
В кольце, плечом к плечу, втроём -
ребёнок, женщина, мужчина,
под бомбами, как под дождём,
стоят, глаза к зениту вскинув.
И надпись сердцу дорога, -
она гласит не о награде,
она спокойна и строга:
«Я жил зимою в Ленинграде».
Гравёр не получал заказ.
Он просто верил - это надо.
для тех, кто борется, для нас,
кто должен выдержать блокаду.

Так дрались мы за рубежи
твои, возлюбленная Жизнь!
И я, как вы, - упряма, зла, -
за них сражалась, как умела.
Душа, крепясь, превозмогла
предательскую немощь тела.

И я утрату понесла.
К ней не притронусь даже словом -
такая боль... И я смогла,
как вы, подняться к жизни снова.
Затем, чтоб вновь и вновь сражаться
за жизнь.

Носитель смерти, враг -
опять над каждым ленинградцем
заносит кованый кулак.
Но, не волнуясь, не боясь,
гляжу в глаза грядущим схваткам:
ведь ты со мной, страна моя,
и я недаром - ленинградка.
Так, с эстафетой вечной жизни,
тобой вручённою, отчизна,
иду с тобой путём единым,
во имя мира твоего,
во имя будущего сына
и светлой песни для него.

Для дальней полночи счастливой
её, заветную мою,
сложила я нетерпеливо
сейчас, в блокаде и в бою.

Не за неё ль идёт война?
Не за неё ли ленинградцам
ещё бороться, и мужаться,
и мстить без меры?
Вот она:

«Здравствуй, крестник
красных командиров,
милый вестник,
вестник мира.

Сны тебе спокойные приснятся -
битвы стихли на земле ночной.
Люди
неба
больше не боятся,
неба, озарённого луной.

В синей-синей глубине эфира
молодые облака плывут.
Над могилой красных командиров
мудрые терновники цветут.

Ты проснёшься
на земле цветущей,
вставшей не для боя - для труда.
Ты услышишь
ласточек поющих:
ласточки вернулись в города.

Гнёзда вьют они - и не боятся!
Вьют в стене пробитой, под окном:
крепче будет гнёздышко держаться,
люди больше
не покинут дом.

Так чиста теперь людская радость,
точно к миру прикоснулась вновь.
Здравствуй, сын мой,
жизнь моя,
награда,
здравствуй, победившая любовь!»

Вот эта песнь. Она проста,
она - надежда и мечта.
но даже и мечту враги
хотят отнять и обесчестить.
Так пусть гремит сегодня гимн
одной неутолимой мести!
Пусть только ненависть сейчас,
как жажда, жжёт уста народа,
чтоб возвратить желанный час
любви, покоя и свободы!


Июнь - июль 1942, Ленинград

Свеча горит. Вечная память... Здоровья живущим и низкий поклон.

27 января 1944 года

За залпом залп гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика —
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол-Ленинграда не поднялось...
Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе салют.
Сегодня ленинградцы плачут...

Юрий Воронов

Моя мама, Альбина Николаевна.
Три года тому назад она ещё могла ходить.



Затем она сломала обе шейки бедра и на 9 мая я повезла маму на "проход" ветеранов в инвалидном кресле (спасибо тем, кто дал его безвозмездно).

На обратном пути нас зазвали в очень престижный и очень дорогой ресторан у Казанского собора.
Мама радовалась как ребёнок, а мне было стыдно.

Блокаднице и ветерану войны поставили на стол салатик из огурцов, варёную картошку с котлетой и компот.
Рядом сидели толстосумЫ, которые жрали совсем другие блюда, совсем на других тарелках, со вкусом украшенных овощами и зеленью.
Все заметили, как инвалида, обвешанного медалями, подвезли к столу.
Но никто, совершенно никто, из жующих и пьющих в День Победы в этом ресторане, даже не подумал подойти и поздравить пожилого человека с нашим Святым праздником и сказать СПАСИБО.



Но мама не замечала, ей было приятно, что её вспомнили, а мне было стыдно.

За всех за нас. СТЫДНО.

В этом году я постараюсь опять вывезти маму на Невский, но в ресторан мы больше не пойдём, никакой, как бы нас не уговаривали.

Такие вещи нельзя делать для "галочки"!

Это надо делать для души и по велению сердца.

А цветы, цветы маме на Невском дарили совершенно незнакомые люди (в кадр попала лишь небольшая часть, остальное лежало на кресле):
они целовали ей руки, целовали маму в щёки, благодарили, совали шоколадки, конфетки, кто-то бутылку пива (очень искренне и от всей широты своей души), бутылку вина, кто-то опускался перед мамой на колено и плакал и все дарили цветы и говорили: СПАСИБО.

И это было от чистого сердца, не для галочки.

Блокада...
Блокада...
Блокада...
В могилах и без могил
Под Тосной и Мгою ребята.
Мой сын их уже пережил.
И, видимо, эта награда
Сегодня дарована мне
За то, что не сдал Ленинграда
Мой дед в той далёкой войне.
За то, что дошёл до Берлина,
За то, что вернулся назад.
За то, что ещё Украина
Родила российских солдат.
За ночи бессонные деда,
За звон его трудных наград
Встают над Невою рассветы.
Стоит Петербуг - Ленинград.

Олег Никитин 26.01.2015

Помним....

Свеча горит...


"125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам..."

Как это страшно...

Для нас с мамой это Великий день.
Больше никого не осталось в живых.
Но мы - помним....

Поздравите пожалуйста свою маму и от всей нашей семьи!

И от нас тоже.

горит свеча...

нет моей бабулечки, которая прошла эвакуацию с двумя маленькими детками, была награждена медалью за ударный труд в годы войны.
На Пискаревском похоронены ее мама, сестра и тетушки, умершие от голода...
30 лет как нет моего дедушки, прошедшего войну,когда его хоронили, несли подушку с орденами и медалями...
и я никогда не видала второго дедушку, который всю блокаду работал, выжил, но прожил всего несколько лет после Победы.

tess
Марина, и от моей семьи поздравьте свою маму.
низкий ей поклон

Спасибо, девушки.
От всех поздравила.

Моей маме это, действительно, важно и нужно, что ПОМНЯТ.

Утром позвонила тетушке, последней из моей родни, кто пережил эти 900 дней.. последней..
Свеча горит.. а я вспоминаю тех моих кто сгорел в крематории парка победы, тех кто лежит на Серафимовском, деда, погибшего в дивизии народного ополчения еще в 41м, младшего брата отца, вывезенного в 42м, но умершего по дороге, всех тех кого просто уже нет.. Свеча горит..

Свеча горит. Вечная память и низкий поклон, здоровья живым.

Ольга Берггольц.
Я говорю с тобой под свист снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна...
Кронштадтский злой, неукротимый ветер
в мое лицо закинутое бьет.
В бомбоубежищах уснули дети,
ночная стража встала у ворот.
Над Ленинградом - смертная угроза...
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слезы,
что называлось страхом и мольбой.
Я говорю: нас, граждан Ленинграда,
не поколеблет грохот канонад,
и если завтра будут баррикады -
мы не покинем наших баррикад.
И женщины с бойцами встанут рядом,
и дети нам патроны поднесут,
и надо всеми нами зацветут
старинные знамена Петрограда.
Руками сжав обугленное сердце,
такое обещание даю
я, горожанка, мать красноармейца,
погибшего под Стрельною в бою:
Мы будем драться с беззаветной силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей.
Август 1941

У нас все умерли, кто остался в городе...

У нас бабушка выжила. Но всегда ОЧЕНЬ бережно относилась к хлебу. Все, что угодно можно выбросить, но не хлеб.

Ленинградский салют

27 января 1944 года Ленинград салютовал 24 залпами из 324 орудий в честь полной ликвидации вражеской блокады - разгрома немцев под Ленинградом.

...И снова мир с восторгом слышит
салюта русского раскат.
О, это полной грудью дышит
освобожденный Ленинград!

...Мы помним осень, сорок первый,
прозрачный воздух тех ночей,
когда, как плети, часто, мерно
свистели бомбы палачей.

Но мы, смиряя страх и плач,
твердили, диким взрывам внемля:
- Ты проиграл войну, палач,
едва вступил на нашу землю!

А та зима... Ту зиму каждый
запечатлел в душе навек -
тот голод, тьму, ту злую жажду
на берегах застывших рек.

Кто жертв не предал дорогих
земле голодной ленинградской -
без бранных почестей, нагих,
в одной большой траншее братской?!

Но, позабыв, что значит плач,
твердили мы сквозь смерть и муку:
- Ты проиграл войну, палач,
едва занес на город руку!

Какой же правдой ныне стало,
какой грозой свершилось то,
что исступленною мечтой,
что бредом гордости казалось!

Так пусть же мир сегодня слышит
салюта русского раскат.
Да, это мстит, ликует, дышит!
Победоносный Ленинград!

27 января 1944

Издание: Ольга Берггольц. Стихи и поэмы. Л.: Советский писатель, Лен. отд-е, 1979.

Огромное спасибо администрации п. Песочный за прекрасный праздник для ветеранов и блокадников.
Папа приехал в полном восторге. Очень много тёплых и хороших слов было сказано, прекрасный концерт и шикарный стол - салаты, зелень, закуски, соки, даже спиртное - всего много и очень вкусно.
И ещё памятные подарки.
СПАСИБО !!!

Вечная память!!!

Земной поклон и Вечная память...

В блокаду моя бабушка на землесосе "Моонзунд" работала на Ладоге и только ей экипаж доверял делить хлеб на команду. Однажды землесос засосал неразорвавшийся снаряд, и бабушку, как самую стройную вместе с напарником послали снаряд обезвреживать... А еще собирали утопленное зерно , сушили его и делали лепешки, но есть их было невозможно...
А за счастье было - когда давали увольнительную и она приезжала в блокадный Ленинград, нагреет воды, намоется и ляжет в кровать, а в голове - мысль "хоть бы меня тут убило, как тут спокойно и хорошо". Потому что, на Ладоге было по 17 налетов авиации вражеской, ни продохнуть ни вздохнуть.
Один раз у нее украли карточки в начале месяца и они с подругой жили на одну карточку.
С поры блокады любимая еда бабушки была - чай без сахара и кусочек хлеба, посыпанный сверху солью. И с тех пор, все крошки со стола она сметала рукой и съедала, ни одну не выкидывала.

Свеча горит...

А у нас на работе 2 блокадника!
Сегодня было торжественное чаепитие !
Каждый год собираемся и каждый год все новые и новые рассказы очевидцев....

У меня папа и бабушка всю блокаду здесь, дед погиб под Ленинградом, вторая бабушка и две ее сёстры ушли на фронт из города, возвращаться было некуда, квартиру заняли, бабушка в том же доме, но уже в коммуналке оказалась, сёстры в Ломоносове. И никто из моих, никогда, ничего не рассказывал про блокаду, очень было тяжело, не могли вспоминать вслух((