|
Владимир Сотников: российская ветеринария находится на уровне каменного века
В гостях у Animal.ru – Главный врач одной из лучших клиник для животных «Ветеринарная медицина» Владимир Валерьевич Сотников.
Родился в 1972 году в Ленинграде. Закончил Санкт-Петербургский ветеринарный институт в 1993 году. Кандидат Ветеринарных наук. Тема диссертации - Диагностика и оперативное лечение дископатий грудопоясничного отдела позвоночника собак. Президент Санкт-Петербургского ветеринарного общества. Удостоен золотого знака «синий крест» в 2005 году. Постоянный участник международных конгрессов, конференций и семинаров. Автор более 50 печатных работ, опубликованных в периодических изданиях и сборниках материалов конгрессов. Практикующий хирург, специализация: неврология, травматология, интенсивная терапия, ортодонтия.
Animal: Владимир Валерьевич, насколько мне известно, у вас не стандартный подход к ветеринарии?
Владимир Сотников: Да, я против «универсальных солдат». Очень плохо, когда один врач делает все. Для того, чтобы изучить какую-то область, например неврологию, надо 5-10 лет. На травматологию-ортопедию, офтальмологию надо 10 лет. В медицине для людей так и есть: врач-медик, выходя из института, еще несколько лет учится в ординатуре, чтобы хоть как-то представлять, о чем идет речь в выбранной им специальности.
Если взять медицину в общем, хороших кардиохирургов – два в городе. Не потому что все остальные не могут быть кардиохирургами, а потому что для этого нужно постоянно делать эти операции, оттачивать мастерство. Например, после отпуска я восстанавливаю навыки по хирургии 2-3 недели. Они теряются, это свойство человеческого мозга. Поэтому мы решили, что надо разделить специалистов на разные направления.
А: Какие основные проблемы есть сегодня у ветеринарной медицины?
В.С.: Проблема персонала. Например, человек приходит и говорит, что хочет серьезно заниматься гастроэнтерологией – пожалуйста, занимайся. Но разница между специалистом и обычным врачом колоссальна, она заключается в самом подходе к работе. Если ты специалист в какой-то области, ты должен ездить на конференции, на них выступать, писать статьи в журналы. Для того, чтобы написать одну статью в 10 страниц, надо иметь большой опыт и прочитать 50-60 книг.
Поэтому основная работа специалиста это не только прием пациентов, но и самосовершенствование, изучение профессиональной литературы, обмен опытом. Ты должен сам учиться и должен учить других. Врач, который сидит на приеме в клинике, посещает в год 2-3 мероприятия. Если ты хочешь быть специалистом, то тебе их нужно 20-30. Необходимо работать 24 часа в сутки. А в таком режиме трудиться может мало кто. Приходят врачи, попробуют работать: статью написать не могут, выступить не могут, сами по конференциям ездить тоже не хотят.
А мы в нашей клинике концентрируем именно таких людей – которые могут и хотят. И в этом разница, по сути дела.
А: Ваши пациенты только из России?
В.С.: Не только – к нам некоторое время назад приезжала собака из Норвегии, с переломом. Йоркширский терьер. У нас очень много пациентов с травмами – гораздо больше, чем в Европе или где-то еще. И с такими травмами, которые собрать могут мало где – нет площадок, нет рук. Плюс к этому, мы делаем те операции, которые не делает больше никто. В Европе потому, что они не развивались, а в России никто не может. Это касается всей стоматологии, имплантации зубов, исправление прикуса и прочее. Очень сложные операции, но мы их делаем. Поэтому многим просто больше некуда ехать.
Так же в ближайшее время мы увеличим число методов диагностики. У нас на базе клиники своя лаборатория, в которой мы сегодня делаем практически весь спектр анализов. Практически – потому что опять же, недостаток средств. И недостаток специалистов в некоторых областях. Как только появляется специалист, область сразу же начинается развиваться, они знают, что для этого нужно.
Например, нужен банк крови. Пока не появился у нас специалист, не было соответствующих приборов. Т.е., мы кровь переливаем уже 10 лет, но возможности создать банк не было. Появился специалист – появился банк крови, новое оборудование, на котором он работает, и которое может использовать. И он постоянно учится.
У нас процесс обучения – постоянный, кто-то из врачей должен куда-то ехать. Если сегодня он никуда не едет, то завтра он не будет у нас работать – просто не сможет. Дилетанту не сработаться с профессионалами.
Проблема специалиста еще и в том, что они могут работать только в своей среде. Ни один специалист никуда уйти не может – они сами свои заложники. В другой клинике они никому не нужны. Потому что если этот специалист уходит, он в другом учреждении не может сделать то, что может здесь. Например, я занимаюсь неврологией. Делаю операцию на головном мозге. Но делаю я ее не один – есть анестезиолог, который знает, как делать наркоз пациенту, которому удаляется опухоль головного мозга. Есть ассистент, который знает, какие приготовить инструменты, и как приготовить операционную. Есть врачи, которые не дадут этому пациенту умереть после операции. Т.е., прооперировать мало, сама по себе операция это 20-30% успеха. А все остальное – это работа анестезиолога, ассистентов, врачей стационара, которые должны следить за пациентом, и не дать ему умереть. Пациентов таких очень много, они очень сложные, и команда должна работать как единый механизм. И если я уйду в другую клинику, мне придется с ноля создавать новый коллектив.
Когда я ушел с предыдущего места работы, мне было очень сложно. Нужно было обучать анестезиологов, их за пять минут не выучишь – например, в Англии для того, чтобы работать по этой специальности врач должен учиться от трех до 7 лет. Если я беру нового человека, не важно откуда – после института, или имеющего 20-ти летний опыт работы, они могут просто не знать, как сделать наркоз собаке, которой удаляют опухоль головного мозга, и пациент умрет. Поэтому на обучение уходит очень много времени и сил.
А.: Вы сотрудничаете с другими клиниками?
В.С.: Да, со всеми передовыми. Сформирован определенный круг общения врачей, и ведущие клиники из крупных городов так или иначе друг друга знают. Происходит постоянный обмен опытом. Но этих клиник, к сожалению, очень мало. Т.е., в городе есть одна – максимум две. Я сейчас говорю о городах-миллионниках. В среднем, на 1 миллион жителей максимум одно лечебное учреждение – это если повезло. Чаще еще меньше. Бывает и так, что на целый регион одна нормальная клиника, в мурманской области, например. Естественно, мы с ней и общаемся. И такая ситуация везде. Например, в Екатеринбурге клиника соответствующая хотя бы минимальному уровню там одна – в ней действительно могут помочь. И все. Может быть, там есть еще хорошие врачи, но я повторю – специалисту нужна команда, его среда обитания.
А: Если мы сравним российскую ветеринарную медицину и западную – мы на каком уровне?
В.С.: У нас вообще ее нет. Вся ветеринария на Западе. У нас уровень приблизительно тот, что был в человеческой медицине 100-200 лет назад – в лучшем случае. Самые передовые ветеринарные клиники у нас – это медицина 70-х годов 20-го века. Я подчеркну – речь о лучших ветклиниках страны. Вы знаете, что в огромной, многомиллионной России только один томограф на все ветеринарные центры? Один!!! И тот – в Екатеринбурге. Даже в Москве, где вроде больше возможностей у клиник – нет МРТ. И для нас один томограф на Россию – прорыв в ветеринарной медицине. Это страшно осознавать.
Например, в области неврологии находимся на уровне 90-х годов прошлого века, в эндоскопии там же. Мы только сейчас начинаем делать подобные операции. Отставание на 15-20 лет.
А большинство клиник в нашей стране находится на уровне до-рентгеновском, то есть нет рентгеновских аппаратов, и они не умеют читать рентгеновские снимки.
Понимаете, исторически все развивается закономерно. Сначала Рентген придумал свой аппарат – это начало 20-го века. Потом появилась гемотрансфузия (переливание крови) – это 50-е года прошлого века на Западе. У нас же в большинстве клиник не знают, как переливать кровь собаке. Ну и на каком они уровне находятся? На таком и находятся…
А: На ваш взгляд, каковы причины такой ситуации?
В.С.: Проблема идет от ВУЗов. Ко мне приводят пациента и говорят: нас вот уже врач лечил, и делал такую-то ерунду. Но врач не виноват – откуда он может знать, что собаке можно переливать кровь, что ей можно делать операцию на головном мозге? Что можно делать УЗИ? Что существует эндоскопия, энцефалография? Откуда? Ниоткуда – в академии этом не учат, там этого просто нет. И как врач должен освоить профессию? Про УЗИ ему не рассказывали, животное не показывали, он даже вскрытие не делал. И пока такая ситуация будет сохраняться, ветеринарии в нашей стране не будет. О каком уровне можно рассуждать, если преподаватели сами говорят: зачем мы будем плодить себе конкурентов?
Вдумайтесь – за два(!) года у нас по хирургии 20 диссертаций на 40 ВУЗов. И что – это хирургия? Нет, конечно. Поэтому сейчас нашим врачам запретили проходить ординатуру за границей – нет смысла. Это все равно, что дать атомную бомбу пещерному человеку, вот что у нас сейчас происходит в ветеринарии. И ситуация эта не изменится.
На кладбище для животных выделили 300 миллионов, у нас, в Питере. То есть похоронить чтобы, выделить 300 миллионов – можно. А полечить – нет. Давать на покупку старого томографа – ну пусть он старый, но это уже хоть что-то! – полмиллиона рублей никто не будет.
Вот мы сейчас сидим тут с вами, разговариваем. Я говорю о том, что у нас МРТ нет, который как воздух нужен. А вы знаете, что на соседней улице клиника, и там кардиохирургией занимаются? Там врачи на хорошем оборудовании такое с сердцем делают – я, с медицинским образованием, названий таких и диагнозов не знаю. И получается, что там, на соседней улице, образно говоря уже в космос летают, а мы тут только-только каменный топор изобрели.
А: Таким образом, причина в низком качестве образования врачей?
В.С.: Одна из причин. Я понимаю, что есть врачи разного уровня – так же, как есть разные уровни лечебных заведений. Например, поликлиника с участковым терапевтом, в задачу которого входит распознать болезнь – хоть приблизительно! – и направить дальше в специализированный центр.
В Петербурге в год проводится порядка 300 операций на сердце у новорожденных, а у собак не делается ни одной. Почему? Потому что пациентов этих нет. А что – у нас нет собак с пороками сердца? Есть. Но их не распознают. Неправильная диагностика, некомпетентные врачи, ошибочные схемы лечения, которые приводят к потере пациента на первичном уровне.
А уровень этот формирует академия, которая дать знаний не может – она сама не знает. Преподавателей нет, за 2 тысячи рублей уважающий себя специалист учить не пойдет. Поэтому экзамены все покупаются, и это ни для кого не секрет. Плюс к этому сам уровень вопросов на экзамене оставляет желать лучшего.
Ко мне на практику приходит много студентов, они рассказывают, что творится в ВУЗах, что сколько стоит. Если за границей, к примеру, лучшие ветклиники – академические, в них лучшие специалисты и оборудование, то в нашей стране все наоборот. Лучшее оборудование в частных клиниках, и вся научная деятельность ведется в них же.
Конечно это не только потому, что преподавательский состав слабый: у ВУЗов просто нет денег. Например: в московский ветинститут купили стойку, самую простую, самую недорогую. Полгода не могут ее запустить, потому что не хватает комплектующих. Нет средств купить. Государство ничего не выделяет.
Вы знаете, что ветеринария у нас принадлежит министерству сельского хозяйства? А зачем им собаки и кошки – они не нужны, и выделять деньги на них чиновники не будут. У нас в городе выпускают по 300 – 350 ветврачей в год. В Москве четыре ветинститута, которые тоже выпускают – но толку нет. Учить не на чем. Мы хорошо знаем эту ситуацию – аспиранты, защищающие диссертацию, приезжают к нам, и проводят на нашей базе свои работы. Потому что у нас есть на чем делать – а у них нет.
Например, Эстония в ветклинику при академии вложила баснословную сумму в несколько миллионов долларов. А у нас что? У нас – триста миллионов рублей на кладбище для животных.
А: Какие перспективы развития у вашей клиники?
В.С.: Томограф купить. Накопить денег и купить томограф. За нас это никто не сделает и никто нам не поможет. Поэтому будем копить и покупать, для того чтобы лечить еще лучше своих пациентов. Вот и все.
А: Вы счастливы в своей профессии?
В.С.: Да, мне нравится. Как сказала моя коллега, мы – люди с ветеринарным образом жизни. Зарабатываем деньги, покупаем оборудование. Вот в этом и есть смысл существования. Не для того заработать, чтобы что-то себе купить, а потому что интересно этим заниматься. Кто-то пьет, кто-то наркотики использует. А тут вот… зверей лечим. И у нас собрался коллектив, который этим занимается. Может быть это болезнь такая. Коллективная.
_________________
Маргарита 8-965-008-55-00
|
Вход
Регистрация
FAQ
Поиск
