Трогательный рассказ, позаимствовано из контакта.

Прочитала на просторах интернета..

Зима опустилась на город как-то неожиданно – к ночи подморозило, схватив ледком редкие лужицы, оставшиеся от позавчерашнего дождика. Прохожие пробегали мимо, опустив головы – они спешили скорее нырнуть в тепло, подальше от ноябрьской стужи и темени. Желтые, манящие зевы подъездов открывались, пропускали их и снова захлопывались, чтобы не тратить тепло попусту.

Скрипнули шины, и в темном дворе хищно вспыхнули автомобильные фары, словно высматривая нелегалку, затаившуюся между бордюром и мусорным баком. Уж они-то знали, что она не имеет права здесь находиться. Марыся беззвучно отползла подальше и спряталась в тени, выжидая, пока мотор всхрапнет в последний раз и заглохнет. Она тоже знала, что без человека эта злобная громадина превращается в кучу мертвого железа.

Все так и вышло. Фары погасли, и двор погрузился в темноту – тогда Марыся решилась выйти и осмотреться. Если ее сведения верны, то сразу за домом должна была быть большая бетонная стена, которую она и разыскивала последние несколько дней, невзирая на голод и заморозки.

От асфальта тянуло мертвенным холодом, он, как вампир, выпивал тепло и силы из костлявого кошкиного тельца – она уже и сворачивалась калачиком, и подбирала под себя лапы, но ничего не помогало. Только движение могло спасти ее в такую погоду. Ну, или миска горячей еды.

Размечталась, одноглазая… Марыся шмыгнула вдоль дома. Левый глаз и правда болел, заплывал гноем, и она уже не могла разлепить веко. Идти по земле было так же неприятно, как и по асфальту - чахлые бледные травинки обледенели, превратившись в острые лезвия, жалившие лапы. И холод, холод, холод… который, наверное, никогда не кончается. С тех пор как Марыся попала на улицу, холод стал ее постоянным спутником.

Даже странно было сознавать, что когда-то у нее была другая жизнь, своя квартира, теплая постель и даже игрушки.

А потом… Суп с котом. Марыся не любила вспоминать об этом. Чем больше думаешь, рвешь себе сердце, тем тебе же хуже – на улице никто никого не жалеет. Если хочешь выжить, умей вертеться и быть незаметной, а свои страдания можешь засунуть себе в задницу. Она так и делала, до конца октября, пока не почувствовала, что сил больше не осталось. Голод, холод, а самое главное – непонятная ей самой тоска довели ее до ручки. Оно ведь как бывает: сначала ты плохо себя чувствуешь, и тебе лень умыться, встать и куда-то идти в поисках еды, а через неделю – оп! И ты уже паршивая доходяга, которую заедают блохи, и которую люди убивают, едва завидев:

- Она лишайная!!! Не трогай ее, а то заразит чем-нибудь! Куда ЖЭК смотрит??

Вот поэтому Марыся передвигалась только по ночам. Кто-то из подвальных жителей шепнул ей, что на Великой Бетонной Стене, которая тянется до края земли, а то и дальше, есть надпись. Тайная, на старинном кошачьем языке, на котором говорили священные египетские кошки, похожие на эбеновые статуэтки. А также абиссинские чародейки и даже царственные вавилонские красавицы, пра-пра-прабабушки сегодняшних персов. Но кто мог сделать такую надпись в бесконечно сером промышленном городе? И какой толк был в тайнописи для простой бездомной мурки, своего-то мурлыканья не разбиравшей?

Марыся не знала, как она найдет эту надпись, и, даже если найдет, то как прочитает древний язык? Ей сказали, что на стене начертан адрес, по которому может прийти самая последняя паршивая кошка, самая больная и голодная, и ей обязательно помогут. Марыся не была настолько легковерна, чтобы принимать все подряд за чистую монету, но с неделю назад она вдруг поняла, что пора. Жизни в ней осталось ровно настолько, чтобы попробовать последнее средство. Тогда она и тронулась в путь.

Великая Бетонная Стена тянулась через всю землю (или почти через всю – информация была противоречивая), но, насколько хватало единственного здорового глаза, Марыся видела унылую серую ленту. И как искать на такой громадине какой-то адрес? Она шла вдоль стены, стараясь прижиматься как можно ближе к бордюру, чтобы не попасть под колеса случайного автомобиля - отсюда было очень плохо видно. Стена была грязная, исписанная всякой всячиной, но чаще всего попадалась одна и та же надпись из трех букв. Марыся задумалась – может, она и есть знак? Но потом вспомнила, что видела ее на стенах домов, подъездах и даже деревьях – не может священный адрес быть накарябанным где попало.

Она уходила все дальше и дальше, маленькая грязная кошка на пустой улице, внимательно рассматривавшая стену. Ни одна звезда на небе не зажглась, чтобы немного посветить и облегчить ей поиски, но Марыся не жаловалась, она только боялась пропустить несколько самых важных строк.

Утром город накрыла всепобеждающая серость. Она выползала из подворотен липким туманом, клеилась к подошвам и лезла за воротники. Люди надевали свои самые хмурые лица, чтобы, не дай бог, не быть заподозренными в улыбке, толкались на автобусных остановках и хлопали дверями автомобилей. Город ожил и заспешил, засуетился, понемногу привыкая к наступившей зиме.

Марыся снова была в пути. Она глазам не поверила, когда священные письмена показались на щербатом бетоне. А главное – все было понятно и без лингвистических познаний: язык вавилонских и древнеегипетских кошек говорил ей ясно и просто, что нужно идти на улицу такую-то, в дом такой-то. И все. Она сначала возликовала и бросилась прочь, но тут же вернулась и долго стояла, перечитывая надпись снова и снова – только бы не забыть ничего и не перепутать, для Марыси в этом адресе заключалась ее последняя надежда.
К концу дня она добралась к указанному дому, окончательно обессилев. От заплывшего глаза стала болеть голова, и кошка постоянно дергала ей, как будто стряхивала с себя что-то - вот сейчас точно нельзя было попадаться людям на глаза.

Искомый дом представлял собой огромное серое сооружение с бесчисленными подъездами, в котором даже двери мусоропроводов были железными. Навесные замки грозно щурились на незваную гостью и поскрипывали злобно: не подходи, ступай прочь, блохастая… Марыся обошла дом столько раз, сколько смогла, но нигде не увидела даже самой маленькой дверцы. Вентиляционные отверстия в подвале были заделаны насмерть – узкие дырочки в крышках не пропустили бы даже Марысино костлявое тельце. Все предусмотрели люди, чтобы обезопасить себя от нелегального вторжения.

А как хорошо было бы сейчас забраться в подвал, прижаться к теплой трубе отопления, и помереть! Марыся больше ничего не могла, казалось, она шла всю жизнь, но перед ней все так же вздымалась Великая Бетонная Стена, и не было ей ни конца, ни края. Она залезла на канализационный люк, поджала отмороженные лапы и с последней, отчаянной надеждой обвела глазом каждое окно. А вдруг откроется? Но огромный серый дом даже не смотрел на грязное тощее существо, и совершенно не интересовался кошачьими легендами и надписями на заборах.

И Марыся заплакала. Громко, некрасиво, в голос. Она сидела на канализационном люке и рыдала, чувствуя, как сердце в груди разрывается. Какая же она была дура, чтобы поверить в какой-то волшебный адрес, где ее примут, накормят, обогреют. Уж лучше бы сидела в своем подвале, глядишь, выгадала бы у жизни еще несколько беспокойных дней. А теперь только помирать, здесь, на этом люке – и хоть закричись и разломись надвое, ни одно окно не откроется. Небо не слышит бездомных кошек, оно говорит на другом языке.

Катя подошла к окну и отдернула занавеску:

- И чего она разоралась? Страшилище… Откуда она такая выползла?
Сашка предостерегающе поднял палец.
- Даже не думай.
Катя вздохнула и отвернулась к плите, поставить чайник. Он прав вообще-то, и так в доме сейчас семь кошек, и все подобрыши, больные-переломанные. Куда еще одну?
- Смотри, у нее с глазом, что ли, что-то?
- Я тебе сказал.
- Да ты посмотри. Не, ну точно, лихо одноглазое. А как орет-то! Будто ее режут…

Муж промолчал и щелкнул пультом от телевизора, но даже сквозь гул толпы болельщиков ЦСКА доносились с улицы отчаянные кошачьи вопли. Катя кусала губы – ну вот что делать, ну реально некуда ее брать. Невозможно помочь всем, это она понимала, но проходить мимо, отключив сердце, пока не научилась. Господи, как хорошо живется нормальным людям, которые копят на силиконовые сиськи и отпуск в Таиланде!
Сашка прибавил звук, потом еще, а потом Катя осознала, что на всю кухню нечеловечески вопит Дмитрий Губерниев, а ее муж сидит, уставившись в стену и сжав кулаки.

- Чего сидишь, иди забирай дуру, а то ее сейчас пришибет кто-нибудь. Только оденься, на улице дубак.

Катя порхнула в прихожую легче, чем балерина из Большого. Быстренько накинула пуховик и, закрывая дверь, услышала, как Сашка выключил телевизор и пробормотал сквозь зубы:

- Ничего не понимаю. Чего они все сюда прутся, как будто наш адрес специально для кошек на стене написан...

© Жозе Дале

Да....Впечатляет

Хороший рассказ. Спасибо большое!

Замечательный автор, каждый её рассказ просто до слез трогает.
Первоисточник:
http://www.proza.ru/avtor/josedalais

отм.

Хороший рассказ, спасибо
и за ссылку спасибо, почитаю...

Трогательно.
7 кошек в доме... Наверное,не все читать умеют.
Если бы у меня был такой муж,то у меня было бы уже 27,а не 12.(слава богу,то он не такой )

отм. потом почитаю.

Спасибо!!!

Счастливый конец, но...
Даже после второго прочтения ...
Мои родственники меня не понимают.

.

Добрый рассказ, а доброты так не хватает в жизни.

Хорошо написано. Спасибо!

Старуха
Жозе Дале
Каждый раз, когда на улице поднимался ветер, и стены многоэтажки гудели от его завываний, вместе с ним начинали гудеть кости у стариков. Погода меняется. Катя и Сашка лежали молча, рассматривая темноту. Каждый повторял про себя все сказанное шепотом, и добавлял то несказанное, чему лучше никогда и не говориться.
- Она просто старуха. Старость не радость. Я тоже не в восторге от того, что она неопрятно ест, и характер у нее скверный, но, блин, сам подумай – кем мы с тобой будем в ее годы… Счастье, если будет, куда голову преклонить.
- Но почему она должна жить с нами? Своим она, видишь ли, не нужна была, а у нас богадельня…
- Тише ты! Слышно все...

Старость однажды случится с каждым. Только те несчастные, кто не доживет, избегнут ее неумолимого прихода. Они никогда не узнают, что такое дрожащие ноги, скрип в суставах и дряблая кожа. Как это неприятно, когда ты вдруг обнаруживаешь, что твое тело тебе не повинуется. Оно барахлит, как старая стиралка, которую еще не выбросили только по причине экономического кризиса.
Это ужасно обидно – ведь ты, по сути, не изменился, однако кто-то решает, что тебе хватит. День за днем ты можешь все меньше, вчера еще спина гнулась хорошо, а сегодня уже не так, и завтра будет еще хуже. А мир любит молодых. Старикам в нем не место, они мозолят глаза своим видом, настойчиво напоминая цветущему юному существу о том, что его ждет. Нервируют. Ну их.
Марфа была стара. У нее давно стерлись зубы, и кости подозрительно побаливали на полную луну. Когда-то ей нравилось сидеть на подоконнике и смотреть на нее, представляя, что это не луна, а большой кусок свежего масла. Теперь она все больше дремала, но не потому, что поглупела от старости, нет - она многим могла бы поделиться, если бы нашлись желающие ее выслушать. Просто теперь она была опытна, и вечно повторяющиеся благоглупости ее мало интересовали. В жизни для нее осталось не так уж много нового.
- И долго она тут будет еще находиться?
- А куда ее девать? Это же тетина кошка.
- Блин, квартира и так запущенная, как ее людям показывать? Еще и кошка древняя тут шарится – кому нахрен нужна такая хата? Слушай, тетя твоя в больничке, и оттуда уже не выйдет, давай мы ее в ветеринарку отнесем, там ей укольчик сделают, все будет быстро и не больно.
- Да ты что?? Что я тетке скажу? Нет, усыплять я ее не дам, грех на душу не возьму! И вообще это неуважение – квартиру мы получим, а кошку ее убьем, значит? Надо все делать по-человечески…
Золотые слова. Все в жизни надо делать по-человечески, именно поэтому Марфа и переехала в подъезд тем самым вечером, когда вся страна приникла к телевизорам в ожидании открытия Олимпиады. Ей постелили зеленый, почти новый полотенчик возле мусоропровода. Красота, почти курорт. Марфа что-то проворчала по-старчески, и не успела понять, что произошло, как торопливые шаги зазвенели сначала этажом ниже, потом двумя, а потом и вовсе стихли. Она брезгливо оглянулась и залезла с ногами на полотенце.

Это зеленое постиранное полотенце особенно зацепило Катю, когда она забирала Марфу из подъезда.
- Позаботились люди. Понимаешь, Саш, позаботились – полотенчик постелили, не просто так к мусоропроводу выставили. Доброта кругом сказочная… - в глазах ее плескалась такая злоба, что Сашка даже возражать не стал. Но с Марфой у него не заладилось.
Она кряхтела и целыми днями шлялась по квартире, не зная, чем себя занять. Она ненавидела весь мир, и при первой возможности кидалась в атаку на все, что движется. А потом скучала, потому что никто не желал с ней общаться. От скуки она начинала гундеть, а так как слышала уже не очень хорошо, гундеж получался оглушительный. Ела неряшливо, пачкаясь и оставляя на полу неприятное крошево, которое каждый раз приходилось убирать. Но самое убийственное было то, как она усаживалась на стул напротив Сашки и начинала его поучать, глядя в упор мутными желтоватыми глазами:
- Ррррмяв-тяв-тяв… рррмяв…
- Блин, убери ее, или будут жертвы!
- Она хочет тебе что-то сказать, а ты бесишься.

Первая и последняя попытка пристроить Марфу провалилась с треском и блеском. Катя сказала по телефону: приезжайте, если рискнете взять ее на руки, то забирайте. Люди приехали, посмотрели… и не рискнули. Марфа показала характер.
- Зачем она вам такая? Вы ее не пристроите – слишком старая, да еще бешеная. Я бы усыпил ее, чтоб не мучилась.
Катя поджала губы, чтобы не сказать лишнего. Сашка очень нехорошо сощурился на гостя:
- Старость надо уважать, все там будем. У вас родители старенькие есть? Их вы тоже усыпите, чтоб не мучились?
Он поднялся, давая понять, что визит окончен, и долго, тщательно закрывал за ними дверь. Потом молча прошел в кухню, зачем-то вымыл руки, и лег на диван, смотреть телевизор. Нет, встал - что-то было не так. Подошел к Марфе, сгреб ее в кучу, накрывшись старым пледом.
- Да пошел ты… - сказал неведомо кому, как сплюнул - Доживи до ее лет, потом гавкай.
Но отозвалась Марфа - сначала тихо, а потом все более громким рычанием из самой глубины своего существа.
- И ты пошла! Ведешь себя как мудло полное.
Вместо рява получился некрасивый тявк. Марфа задумалась и замолчала. Так они и лежали молча, щелкая пультом от телевизора. И казалось им, что они долго и обстоятельно беседуют.

Назавтра он вернулся позже обычного.
- Ты почему так долго?
- За пивом ходил. – Сашка поставил пакеты на пол в прихожей и скрылся в туалете. – Канал «Спорт» включи, там сейчас биатлон начнется, будем смотреть.
Катя принялась разбирать принесенное.
- Да мне этот биатлон до одного места… Саш, это что такое? Ты за пивом в «Котофей» ходил? Акана… Саша! Двести рублей за банку!!!
Сашка, уже почти щелкнувший задвижкой туалета, высунул голову и строго сказал:
- Ничего не трогай. Я сказал, мы сейчас вместе с ней биатлон смотреть будем: пиво – мне, паштет - Марфе.

все из жизни...

Как хорошо, что у этих душераздирающих историй счастливый конец!...
Прекрасный автор! Поищу еще!))

Зачем искать? Чуть выше ссылка на все рассказы автора

мне еще про 8 марта понравилось

Каждый раз, когда в мире умирает одинокая бабушка, грустит котик. Это не поэтическое преувеличение, ибо котику после бабушки светит улица – родственники куда охотнее наследуют квартиры, чем кошек и собак.
Одна такая бабушка собралась помирать в эту зиму. Январь еще кое-как отходила, а к февралю стало невмоготу, и морозной ночью заскрипели во дворе колеса скорой помощи. Разбуженные соседи проследили в глазок, как вынесли на носилках грузное тело, и фельдшер, уходивший последним, выключил свет в прихожей. Дверь хлопнула и затихла, и все уснуло до утра.
Наступивший день был самым обычным зимним днем, тусклым и пасмурным. К вечеру почему-то вспомнилось:
- Слушай, а у соседки-то кошки были…
- И что? Нам какое дело?
- Они же там одни остались, что они жрать будут?
- Друг друга. Жизнь – борьба.
Да уж, жизнь борьба, с этим не поспоришь. Мало-помалу все позабылось – бабушка навсегда осталась в больнице, квартира стояла закрытая. Интересно, кто ее унаследует? Так наступило 8 марта.

Илья ткнулся в один ларек, но он был закрыт. Во втором не оказалось ничего, кроме облетевших тюльпанов, а третий порадовал розами кислотной расцветки.
- А нормальных нет? Розовых или красных – у меня жена веществами не балуется, натуральное предпочитает.
Нормальных не было. Ничего удивительного – 8 марта к обеду из цветочных ларьков выгребается все, включая продавщиц, и если ты задержался на работе, то изволь скакать по всему городу в поисках приличного букета. Илья нервничал, время подходило к четырем, а он все толкается по пробкам. Лена его не за букеты любит, но домой с пустыми руками все равно идти негоже.
- Девушка, ну как же так? 8 марта, а нормальных роз нет…

Как раз к праздничку, когда в воздухе разлилась сладковатая сырость, внезапно пришлось вспомнить про кошек, которые уже месяц были заперты в квартире. У соседей снизу стал мокнуть потолок – круглые сутки сочилась вода какого-то странного цвета с еще более странным запахом. Вызвали участкового, слесарей из ЖЭКа и тетенек из таинственной «комиссии», чтобы вскрыть злополучную квартиру.
- Понятые! Где понятые? – От зычного голоса участкового соседи мигом попрятались, связываться никому не хотелось. – Найдите кого-нибудь с паспортом… Нормального… Двоих…
Согласилась одна из соседок – любопытство оказалось сильнее врожденного недоверия к милиции. Но второй понятой все никак не находился, и участковый вышел на улицу, прицельно огляделся, мигом выделив дюжего мужика, который хлопнул дверью цветочного ларька и направился к машине. О! Трезвый и с документами – то, что нужно.
- Гражданин! Да, да, вы, подождите минуточку…

Когда дверь щелкнула и открылась, присутствующие бросились врассыпную – стоявшая в квартире вонь вышибала слезу даже у алкаша-слесаря. Зажав нос вязаным шарфом, участковый осторожно ступил внутрь, следом за ним решились войти и соседи. Квартира была разгромлена и загажена до состояния привокзального туалета, но кошек почему-то нигде не было видно.
- Сдохли, что ли?
- Наверное… Еще бы, месяц ничего не жрать!
Участковый повернулся к дородной соседке:
- А что ж вы их не кормили?
- А что мы, рыжие, что ли? Сам бы и кормил!
Кошки обнаружились на кухне. Они сидели около батареи, из которой изрядно капало, и смотрели в глаза вошедшим людям серьезно и печально.
- Смотри ты, живые!
Восемь разноцветных шкурок: рыжие, белые, серые, трехцветные – кошки были худы и грязны настолько, что даже подходить к ним не хотелось. Сильно воняло луком, которого у бабушки был изрядный запас – на нем-то они и продержались столько времени.
- Едриттвою… - участковый вытер лысину шарфом, - сколько живу, первый раз вижу, чтобы кошки лук жрали…
А кошки все так же молча сидели и смотрели, сбившись в кучку. Были они персидские, породистые, но куда что девалось - грязная закатанная шерсть свисала сальными клочьями, превращая благородных животных в помоечных бабаек.
- Слушай, а они того… породистые, что ли?
- Похоже на то. И что теперь с ними делать?
- Как что? Накормить! – внезапно вызверился участковый и злобно пихнул соседку, выходя в коридор. – Тебя бы месяц на луке подержать, чтоб жир сошел!
Он встал на площадке и нервно закурил, потирая переносицу. Люди вышли из брошенной квартиры и теперь толпились в тесном тамбуре, наступая друг другу на ноги.
- Может, их продать кому? Породистые же…
- Надо как-то их кормить, что ли…
Илья остался один в квартире, он стоял в кухне и с ужасом смотрел на кошек, а они – на него. Смрад, исходящий от них, можно было руками пощупать – так густо и тяжело они воняли. Еще никогда в жизни ему не приходилось видеть породистых животных в таком состоянии.
- Эй, а где наш понятой? Гражданин, вы чего там забыли? Распишитесь вот здесь.
- Коробки есть?
- Что? – участковый наморщил лоб, обмусоливая ручку.
- Я говорю, коробки есть картонные? Блин, чего вылупились-то? – Илья скатился вниз по лестнице и снова дернул ручку ларька. – Девушка, у вас коробочек не найдется? И скотча? Да, и ножницы одолжите, сейчас верну.
Ошалелые соседи смотрели, как совершенно левый мужик упаковывает в коробки из-под цветов этих вонючек, пробивая ножницами дырки, чтоб не задохнулись. Упаковав всех восьмерых, он прошелся по углам, дабы никого не забыть.
- Вы… Вы что с ними делать собираетесь? - пискнула соседка.
Илья недружелюбно покосился на нее и бормотнул по-бандитски:
- Чебуречная у меня…

Была уже полночь, где-то во дворах громыхали китайские салюты, купленные в ближайшем супермаркете. У подъезда орали песни пьяные мужики, отмечавшие женский день.
Лена со вздохом поболтала почти пустой бутылкой из-под шампуня – вот так всегда, кончается в самый нужный момент. Руками блох выбирать – то еще удовольствие. На стиральной машинке расположились в ряд ушные капли, хлоргексидин, ватные тампоны, таблетки от глистов, ножницы. Она прищурилась, прикидывая в уме, на сколько частей делить таблетки, и тут зазвонил телефон, который она оставила на кухне.
- Да… И тебя с праздником. Илья спит уже. Да все нормально, муж у меня самый лучший. Знаешь, что он мне на 8 марта подарил? Восемь кошек. Вон, сидят тихонечко в уголке, воняют…


© Copyright: Жозе Дале, 2014

Точно,лучший муж....

Какие замечательные рассказы!

Кэts спасибо за тему! Rarely спасибо за ссылку!
преогромное спасибо!!!

Спасибо Очень-очень
читаю....

Вношу свою лепту:
https://vk.com/club128686536?w=wall-128686536_216%2Fall

рыдаю... рыдаю... очень растрогало... хоть и счастливый конец.