Абсолютная правда
Добавлено: 20 янв 2014, 01:35
Жил-был Дурень. Обычный такой, лохматый, с четырьмя лапами и умными чайными глазами. И даже с хвостом. Красавец, одним словом, хоть и дурень.
Однажды в субботу захотелось Дурню еды… Вообще-то, еды ему хотелось всегда, ведь он был совсем ничей Дурень, но в субботу еды ему захотелось особенно сильно.
Вылез Дурень из-под теплотрассы, где был у него ночлег, почесал задней лапой лохматое ухо и снова почесал – только не ухо, а по делам почесал. Через мост.
Жил-был Сволочь. Ну, вообще-то, не известно, всегда он был сволочь или только по субботам, известно только, что он жил-был. И ходил на двух ногах. А иногда ездил на четырёх колёсах.
И однажды в субботу захотелось Сволочи куда-то поехать по своим делам, то ли по сволочным, то ли просто… И он поехал. Через мост.
И на мосту Сволочь Дурня сбил. Сбил и уехал. И оставил Дурня умирать.
А Дурень был жив. И он остался на мосту. Сначала кричал от боли и обиды. Потом просто тихонько плакал. Потом и плакать не мог – только чуть слышно стонал. И примерзал к мосту. И примёрз. Но всё ещё был жив….
А мимо Дурня ехали другие – то ли сволочи, то ли нет. И никто Дурню помочь не хотел.
А потом на мост приехала Рыжая-Лохматая. У неё тоже были две ноги и четыре колеса. Она была глупая, и поэтому поехала на мост просто так – прокатиться. И увидела Дурня.
А Дурень её тогда не увидел – ну много там в тот день всяких ездило, он и внимание перестал на них обращать – всё равно ведь не помогут.
Рыжая-Лохматая проехала мимо. Остановилась. Подумала. Расплакалась. И поехала Дурня выручать. Вот ведь глупая какая!
Приехала снова на мост, достала из машины плед в клеточку – и давай Дурня на него тащить. А Дурень не тащится никак – большой он был, хоть и худой. Да ещё и примёрз. Тащит Рыжая-Лохматая Дурня на плед, плачет и боится заодно – вдруг Дурень её цапнет? Но затащила таки, оставив немало Дурневой шерсти на мосту. А потом в машину Дурня запихивала. Дурень тяжёлый, а Рыжая-Лохматая – упрямая. Так что запихала Дурня на заднее сиденье и повезла его к Белому Халатику.
Посмотрела Белый Халатик на заплаканных Дурня и Рыжую-Лохматую, вздохнула и как давай колдовать! Скляночками гремела, аппараты настраивала, бинты на Дурня наматывала… Но сначала по голове его погладила.
Да только без толку всё. Слишком долго Дурень на мосту пролежал. Да и спина у него перебита оказалась. Положил Дурень голову на коленочки Рыжей-Лохматой, вздохнул, да и уснул. Навсегда. И стало ему сниться, что он теперь не просто так себе Дурень, а Дурень Рыжей-Лохматой. И тоже навсегда.
А у Рыжей-Лохматой живёт теперь в машине на заднем сиденье лохматая собачья душа. Дышит тихонько, свесив невидимый розовый язык. Чешет невидимой лапой невидимое ухо. Иногда бурчит ей чуть слышно на ушко: «Сбавь скорость!». А когда едут они через мост – оба морщатся. Слишком уж там сволочью пахнет.
Так и живут…
Однажды в субботу захотелось Дурню еды… Вообще-то, еды ему хотелось всегда, ведь он был совсем ничей Дурень, но в субботу еды ему захотелось особенно сильно.
Вылез Дурень из-под теплотрассы, где был у него ночлег, почесал задней лапой лохматое ухо и снова почесал – только не ухо, а по делам почесал. Через мост.
Жил-был Сволочь. Ну, вообще-то, не известно, всегда он был сволочь или только по субботам, известно только, что он жил-был. И ходил на двух ногах. А иногда ездил на четырёх колёсах.
И однажды в субботу захотелось Сволочи куда-то поехать по своим делам, то ли по сволочным, то ли просто… И он поехал. Через мост.
И на мосту Сволочь Дурня сбил. Сбил и уехал. И оставил Дурня умирать.
А Дурень был жив. И он остался на мосту. Сначала кричал от боли и обиды. Потом просто тихонько плакал. Потом и плакать не мог – только чуть слышно стонал. И примерзал к мосту. И примёрз. Но всё ещё был жив….
А мимо Дурня ехали другие – то ли сволочи, то ли нет. И никто Дурню помочь не хотел.
А потом на мост приехала Рыжая-Лохматая. У неё тоже были две ноги и четыре колеса. Она была глупая, и поэтому поехала на мост просто так – прокатиться. И увидела Дурня.
А Дурень её тогда не увидел – ну много там в тот день всяких ездило, он и внимание перестал на них обращать – всё равно ведь не помогут.
Рыжая-Лохматая проехала мимо. Остановилась. Подумала. Расплакалась. И поехала Дурня выручать. Вот ведь глупая какая!
Приехала снова на мост, достала из машины плед в клеточку – и давай Дурня на него тащить. А Дурень не тащится никак – большой он был, хоть и худой. Да ещё и примёрз. Тащит Рыжая-Лохматая Дурня на плед, плачет и боится заодно – вдруг Дурень её цапнет? Но затащила таки, оставив немало Дурневой шерсти на мосту. А потом в машину Дурня запихивала. Дурень тяжёлый, а Рыжая-Лохматая – упрямая. Так что запихала Дурня на заднее сиденье и повезла его к Белому Халатику.
Посмотрела Белый Халатик на заплаканных Дурня и Рыжую-Лохматую, вздохнула и как давай колдовать! Скляночками гремела, аппараты настраивала, бинты на Дурня наматывала… Но сначала по голове его погладила.
Да только без толку всё. Слишком долго Дурень на мосту пролежал. Да и спина у него перебита оказалась. Положил Дурень голову на коленочки Рыжей-Лохматой, вздохнул, да и уснул. Навсегда. И стало ему сниться, что он теперь не просто так себе Дурень, а Дурень Рыжей-Лохматой. И тоже навсегда.
А у Рыжей-Лохматой живёт теперь в машине на заднем сиденье лохматая собачья душа. Дышит тихонько, свесив невидимый розовый язык. Чешет невидимой лапой невидимое ухо. Иногда бурчит ей чуть слышно на ушко: «Сбавь скорость!». А когда едут они через мост – оба морщатся. Слишком уж там сволочью пахнет.
Так и живут…
