Уродливый.....

1) Уродливый
Я уверен, что среди нас имеется не так уж много "Уродливых". И все они несмотря ни на что жаждут любви и привязанности. Именно поиск любви и составляет главную тему истории, которую я хочу рассказать. Читайте же...
Каждый обитатель квартиры, в которой жил и я, знал, насколько Уродливый был уродлив. Местный Кот. Уродливый любил три вещи в этом мире: борьба, поедание отбросов и, скажем так, любовь. Комбинация этих вещей плюс проживание без крыши оставила на теле Уродливого неизгладимые следы. Для начала, он имел только один глаз, а на месте другого зияло отверстие. С той же самой стороны отсутствовало и ухо, а левая нога была когда-то сломана и срослась под каким-то невероятным углом, благодаря чему создавалось впечатление, что кот все время собирается повернуть за угол. Его хвост давно отсутствовал. Остался только маленький огрызок, который постоянно дёргался.. Если бы не множество болячек и желтых струпьев, покрывающих голову и даже плечи Уродливого, его можно было бы назвать темно-серым полосатым котом. У любого, хоть раз посмотревшего на него, возникала одна и та же реакция: до чего же УРОДЛИВЫЙ кот. Всем детям было категорически запрещено касаться его. Взрослые бросали в него камни. Поливали из шланга, когда он пытался войти в дом, или защемляли его лапу дверью, чтобы он не мог выйти. Уродливый всегда проявлял одну и ту же реакцию. Если его поливали из шланга - он покорно мок, пока мучителям не надоедала эта забава. Если в него бросали вещи - он терся о ноги, как бы прося прощения. Если он видел детей, он бежал к ним и терся головой о руки и громко мяукал, выпрашивая ласку. Если кто-нибудь всё-таки брал его на руки, он тут же начинал сосать уголок рубашки или что-нибудь другое, до чего мог дотянуться.
Однажды Уродливый попытался подружиться с соседскими собаками. В ответ на это он был ужасно искусан. Из своего окна я услышал его крики и тут же бросился на помощь. Когда я добежал до него, Уродливый был почти что мёртв. Он лежал, свернувшись в клубок. Его спина, ноги, задняя часть тела совершенно потеряли свою первоначальную форму. Грустная жизнь подходила к концу. След от слезы пересекал его лоб. Пока я нёс его домой, он хрипел и задыхался. Я нёс его домой и больше всего боялся повредить ему ещё больше. А он тем временем пытался сосать мое ухо. Я прижал его к себе. Он коснулся головой ладони моей руки, его золотой глаз повернулся в мою сторону, и я услышал мурлыкание. Даже испытывая такую страшную боль, кот просил об одном - о капельке привязанности! Возможно, о капельке сострадания. И в тот момент я думал, что имею дело с самым любящим существом из всех, кого я встречал в жизни. Самым любящим и самым красивым. Никогда он даже не попробует укусить или оцарапать меня, или просто покинуть. Он только смотрел на меня, уверенный, что я сумею смягчить его боль.
Уродливый умер на моих руках прежде, чем я успел добраться до дома, и я долго сидел, держа его на коленях. Впоследствии я много размышлял о том, как один несчастный калека смог изменить мои представления о том, что такое истинная чистота духа, верная и беспредельная любовь. Так оно и было на самом деле. Уродливый сообщил мне о сострадании больше, чем тысяча книг, лекций или разговоров. И я всегда буду ему благодарен.
У него было искалечено тело, а у меня была травмирована душа. Настало и для меня время учиться любить верно и глубоко. Отдавать ближнему своему всё без остатка. Большинство хочет быть богаче, успешнее, быть любимыми и красивыми. А я буду всегда стремиться к одному - быть Уродливым...

2) Спасти одну звезду ...
Человек шел по берегу и вдруг увидел мальчика, который поднимал что-то с песка и бросал в море. Человек подошел ближе и увидел, что мальчик поднимает с песка морские звезды. Они окружали его со всех сторон. Казалось, на песке — миллионы морских звезд, берег был буквально усеян ими на много километров.
— Зачем ты бросаешь эти морские звезды в воду? — спросил человек, подходя ближе.
— Если они останутся на берегу до завтрашнего утра, когда начнется отлив, то погибнут, — ответил мальчик, не прекращая своего занятия.
— Но это просто глупо! — закричал человек. — Оглянись! Здесь миллионы морских звезд, берег просто усеян ими. Твои попытки ничего не изменят!
Мальчик поднял следующую морскую звезду, на мгновение задумался, бросил ее в море и сказал:
— Нет, мои попытки изменят очень много... для этой звезды

3) Зверушка для Малыша...
- Папа, папа приехал! - закричал Малыш и побежал навстречу молодому
мужчине, вылезающему из байдарки. Маринка поправила волосы и вышла из
летней кухни. На Маринке было легкое платье без украшений. Лишь на руке
сверкал браслетик с устройством против мух.
- Ну, здравствуй! - сказал мужчина, поднимая сына в воздух. - Как ты
вырос за год! Тебя не узнать. Тяжелый.
Малыш весело смеялся, теребил отца за рукав и старался оторвать от
комбинезона эмблему с семью звездочками на черном фоне. Папа у Малыша был
космонавтом, и не просто космонавтом, а знаменитым звездолетчиком.
- Почему не сообщил? - сказала Маринка укоризненно. - Мы хотели
приехать на космодром.
- Ничего, - сказал космонавт. - Я люблю делать сюрпризы. Ты лучше
накорми меня. Надеюсь, на кухне остались дежурные блюда?
- Бессовестный! - обиделась Маринка. - Ты же знаешь, что я готовлю
сама. Сейчас сделаю шашлыки а ля Каре. Пальчики оближешь!
Малыш снова целиком, завладел отцовским вниманием.
- Что ты мне привез? - спросил он.
- Как тебе не стыдно! - сказал космонавт укоризненно, ставя Малыша на
землю. - Разве можно задавать родителям такие вопросы? А впрочем, - он
улыбнулся, - я действительно кое-что привез.
Он сунул руку в карман комбинезона и, словно фокусник, вытащил что-то
зажатое в кулаке.
- А ну-ка отгадай, что это?
Малыш, не задумываясь, прочитал детскую считалочку:
- В кулаке лежит игрушка - не бумажка, не ватрушка, а неведома
зверушка.
- Правильно! - рассмеялся космонавт. - Получай зверушку.
На раскрытой ладони сидел, подрагивая, малюсенький зверек. Если бы не
пушистый хвост и не удивительная окраска, составленная из разноцветных
пятен, его можно было бы принять за мышонка.
- Ой, кто это? - спросила Маринка, которая занималась обедом тут же, на
лужайке.
- Это, вероятно, самое удивительное создание в нашей Галактике, -
ответил космонавт. - Мне подарили ее на Элеоноре, специально для Малыша.
Надеюсь, они подружатся.
Малыш тем временем протянул руку и взял зверушку. Зверушка пискнула, но
сразу успокоилась, пригрелась, прилипла и растеклась по ладони Малыша
розовой лепешечкой.
- Она может принимать любую форму, - сказал космонавт Малышу. - Однако
ты ее не мучай, дай освоиться.
Но Малыш уже не слушал отца. Он забыл обо всем на свете, кроме новой
игрушки, повернулся к родителям спиной и убежал на свою площадку.
Маринке стало неловко за поведение сына.
- Извини его, - сказала она. - Он еще малыш.


Маринка с Малышом жили на острове. Если смотреть с низкого, заросшего
травой берега реки, окружающий пейзаж казался почти первобытным. На другом
берегу раскинулся дикий парк, где полностью отсутствовали привычные
атрибуты цивилизации, да и на острове построек было очень мало. Это было
идеальное место для обитания маленькой семьи, где растет ребенок, которого
не отдали в интернат. Здесь есть где побегать, полазить по деревьям,
искупаться, не прибегая к услугам дельта-связи.
- Как вы тут без меня жили? - спросил космонавт, пережевывая пищу.
- Плохо, - вздохнула Маринка. - Очень скучали.
- Как Малыш? Не просится в интернат?
- Нет. К нему приходит друг, Костик из Горной Лощины. Это сын Славиных.
Супруги сидели на летней веранде. Космонавт, нагулявший аппетит во
время двухчасового путешествия на байдарке (он плыл от самого космодрома),
опустошал очередную тарелку. Маринка смотрела на него и тихо радовалась.


От Горной Лощины до Зеленого Острова было более семи тысяч километров,
однако Костик преодолевал это расстояние мгновенно. Он был уже в том
возрасте, когда детям разрешается пользоваться дельта-транспортом.
В центре Зеленого Острова находилась посадочная площадка. Она
представляла собой круглую чашу диаметром шестьдесят метров, сделанную из
мягкого каучукообразного материала. В нее было удобно падать, как на
батут.
Пользоваться дельта-транспортом было просто. Главное - хорошенько
прицелиться. Тут уж какую точку на карте покажешь - туда и попадешь.
И вот раздался легкий хлопок, и над площадкой возникла тощая фигура
Костика. Он смешно кувыркнулся вниз, на батут, и подпрыгнул как мячик.
- Слабо! - скептически заметил Малыш. - Я и то лучше умею.
(Это была ложь. Малышу еще не разрешалось путешествовать без
родителей).
- Покажи зверушку, - попросил Костик, уже наслышанный по видеотелефону
про новую забаву Малыша.
- Вот, - показал Малыш. - Смотри!
- Ух ты! - восхищенно прошептал Костик.
Зверушка составляла одно целое с рукой Малыша, выступая бугорком на
ладошке.
- Папа сказал, что на Элеоноре зверушек используют вместо одежды, -
объяснил Малыш. - Там есть большие, которых можно надевать как шубу, и
есть маленькие, которые служат людям как рукавички. Знаешь как она греет!
- Малыш погладил ладошку.
- Дай попробовать, - попросил Костик.
- Нельзя, - нахмурился Малыш. - Она чужих не любит.
- А что она умеет? - поинтересовался Костик.
- Все что угодно. Папа сказал, что она по желанию принимает любую
форму.
- А по чьему желанию, своему или твоему? - хитро прищурился Костик.
Казалось, ему удалось осадить зазнавшегося приятеля.
- Это мы сейчас проверим.
Малыш посмотрел на свою руку. Бугорок зашевелился, и вот на ладошке уже
сидела маленькая белочка с разноцветным хвостиком.
- Видал? Сейчас мы заставим ее превратиться во что-нибудь интересное.
Ну хотя бы...
Р-раэ! - и на ладони появился маленький рыжий щенок. Щенок был такой
маленький, что улегся на детской ладошке словно на просторном собачьем
коврике. Вот он встал, неуклюже перебирая лапами, помахал мышиным
хвостиком, забавно облизнулся и... сделал микроскопическую лужицу.
- Гав! Гав! - извинился щенок. Потом он вдруг странно вытянулся и
распался на двух котят. Котята тут же затеяли веселую возню. Один из них
был черный, другой серенький в полоску.
- Это еще что! - продолжал Малыш, входя в азарт. - Сейчас я превращу ее
в такое, что тебе и во сне не приснится.
Он посмотрел на котят, и те, раздувшись, превратились в футбольный
мячик. Костик был сражен наповал.
- Давай поиграем в футбол, - предложил Малыш, выходя на спортивную
площадку. - Ты становишься в ворота, а я буду забивать голы.
Бац! - мячик засветился в сетке, в самом центре ворот.
Бац! Бац! Костик только разводил руками. Ему было стыдно, потому что он
считался хорошим вратарем во второй младшей группе.
- Где ты так научился? - спросил он обиженно.
- Это еще что! - засмеялся Малыш. - Я и не то могу. Выходи из ворот!
Странное дело. Теперь, когда место в воротах занял Малыш, мяч больше не
хотел попадать в ворота. Он летел... прямо в руки Малышу. Наконец, после
того, как мяч круто изменил траекторию полета, Костик догадался, в чем
дело.
- Это нечестно, - сказал он. - Зверушка тебе подыгрывает.
- Так и должно быть, - ответил Малыш гордо. - Она меня любит.


А родители в это время обсуждали семейные дела. Разговор у них шел о
главном: о Малыше.
Малыш - для космонавта проблема. Космонавт жалел Маринку, наверно,
потому и согласился, чтобы ребенок остался с ней, а не был отдан в
интернат, где в коллективе под руководством опытных наставников
воспитывалось подавляющее большинство детей. Коллективное воспитание не
повредило бы Малышу, тем более что сам космонавт лишен был возможности
заниматься его воспитанием. А Маринка, думал космонавт, всего лишь
одинокая слабая женщина. Она могла и ошибиться...
Однажды, когда во время экспедиции на Элеонору космонавт поделился с
друзьями своими опасениями, ему посоветовали привезти Малышу в подарок
зверушку.
- Эти зверушки, - сказали друзья, - лакмусовые бумажки. Если ребенок
стал эгоистом, ты сразу увидишь.
И вот космонавт сидел на летней веранде и слушал жену.
- Ну что ты о нем беспокоишься! - возмущалась Маринка. - Ведь недаром
говорят, что космонавты самые отсталые люди на свете. Сейчас такие дети,
что нам с тобой до них далеко. Недавно Малыш прочел мне целую лекцию по
теории дельта-связи. Он рассказал о дельта-функции и о представлении
Бернстейна о материи как флуктуациях вакуума. Он записал материальный
объект через дельта-функции и доказал правило Маркуса о сохранении числа
флуктуации. Самостоятельно сделал вывод, что правило Маркуса обобщает
законы сохранения массы и энергии в классической физике.
Маринка сделала паузу и торжественно произнесла:
- Если флуктуация исчезнет в одном месте, она обязательно появится в
другом. Он заявил, что на этом принципе основана дельта-связь. И это в
пять лет!
В это время на веранде появился Малыш. Он как-то странно подвывал, и
космонавт не сразу понял, что с ним произошло.
Малыш подбежал и уткнулся лицом в колени Маринке. Все его тело
содрогалось от рыданий.
- Мой маленький! - испугалась Маринка. - Что с тобой случилось?
- Зве-ру-шка! - хныкал Малыш. - Она его послу-шалась!
- Кого его?
- Ко-сти-ка! Ведь она мо-я!
- Ну и что? - сказала Маринка. - Играли бы вместе.
Но Малыш закатился такими рыданиями, что, казалось, его уже ничто не
остановит.
...Малыш тихо всхлипывал, а Маринка гладила его по головке и
приговаривала:
- Не надо, мой маленький. Успокойся. Все хорошо.
Потом, нагнувшись и думая, что муж не слышит, шепнула Малышу на ушко:
- Если хочешь, чтобы зверушка тебя слушалась, носи ее почаще с собой.
Тогда она скорее к тебе привыкнет.
Утром по настоянию отца всей семьей поехали на байдарках в дикий парк.
А накануне, ночью, когда Малыш уже спал, космонавт имел с женой серьезный
разговор. О чем они говорили, уточнять не будем, скажу лишь, что наутро у
Маринки глаза были красные, с Малышом во время завтрака она была особенно
ласкова, а на мужа старалась не смотреть.
Напротив, Малыш чувствовал себя превосходно. Ему нравилось быть центром
внимания, а тут еще папа затевает специально ради него путешествие на
байдарках.
Дикие парки - это самое удивительное из того, что сохранилось на Земле.
Трудно представить, сколько усилий пришлось затратить людям для того,
чтобы изолировать некоторые уголки природы от влияния цивилизации. Дикий
парк - это не культурный парк, который предназначен для человеческого
отдыха. Дикий парк - это - дикий парк.
Зверушка приятно грела ладонь. Малыш не расставался с ней весь вечер,
всю ночь, и вот утром они отправились вместе в поход.
Папа шел впереди. За ним шла мама, держа за руку Малыша. Под ногами все
время хлюпало. От самой реки простиралась обширная болотистая низина,
поросшая кустарником и ивовыми прутьями. Шли уже четверть часа, но едва ли
удалились больше чем на сто метров от байдарок. При каждом шаге ноги по
щиколотку погружались в жидкую грязь.
Наконец показался твердый берег. На обед расположились на довольно
сухом холмике. Его обступили со всех сторон чахлые деревья, а на вершине
холма, просохшего под лучами солнца, росла вполне нормальная травка.
Место было комариное. Даже в полдень над путешественниками висела туча
злобных голодных насекомых. Однако Маринкин браслет справлялся с ними
отлично. Ни один кровосос не решался подлететь к людям ближе чем на пять
метров.
Запасов не взяли. Космонавт выложил из пакета лишь три бутерброда. Ну
какая это еда для проголодавшихся путешественников?
- А зверушка? Ты ее покормил? - спросил космонавт сына после того, как
тот проглотил свой бутерброд.
- Нет, - удивился Малыш. - А зачем? Разве она кушать просит?
Космонавт отломил половину своего и протянул зверушке. Только тут стало
заметно, как зверушка проголодалась. Приняв первозданный вид (вид белочки
с разноцветным хвостиком), она начала уписывать серединку за обе щеки,
держась за хлеб передними лапками и с благодарностью посматривая на Малыша
черными глазами-бусинками.


После обеда Малыш уснул. Уснул он крепко и не слышал, как космонавт
сказал Маринке:
- Собирайся. Нам пора.
На Маринке лица не было.
- Может, не надо, - сказала она жалобно. - Он ведь такой маленький...
- Думаешь, мне хорошо? - вздохнул космонавт. - Сама понимаешь - это
единственный выход. Держи себя в руках. Не такой он уж маленький, ничего с
ним не случится.
Маринка всхлипнула, поцеловала спящего Малыша и надела на его руку свой
браслет.
Когда Малыш проснулся, был уже вечер. Родителей рядом не было. Не было
их и на болоте, насколько было видно с холма. Малыш попробовал связаться с
ними по ручному индикатору, но индикатор почему-то не работал.
- Мама! - закричал Малыш.
Никто не отозвался, и Малышу стало страшно. Быстро темнело. В сумерках
поросшее ивняком болото казалось серым и безжизненным. Вот закричала
какая-то птица. И ничего кругом, только лес и болото.
Первое время Малыш надеялся, что за ним вот-вот придут. Если папа с
мамой заблудились, они должны послать сигнал на базу, и за Малышом
прилетят с минуты на минуту.
Однако время шло, а никто не прилетал. Подул ветерок с реки, и сразу
стало зябко. На Малыше были только летние колготки без термообогрева и
сорочка с коротким рукавом.
Стемнело. На небе появились звезды. Луна засветила в полную силу. Малыш
в первый раз по-настоящему испугался. Он испугался, что за ним уже не
придут. Может, папы уже нет в живых. Быть может, он провалился в зловонную
лужу, а мама бросилась его спасать и утонула следом. И никто не знает, что
он, Малыш, находится здесь, на маленьком островке посреди болота, и
хватятся его не скоро.
Где-то там, над головой, летали спутники, но Малыша они не могли
заметить, потому что у него не было даже фонарика.
Малыш заплакал. Ему стало очень себя жалко. Он сильно продрог, и вообще
это было очень нечестно: бросать его одного в лесу, ведь он еще
маленький...
Вдруг стало теплее. Малыш почувствовал, как тепло стало разливаться по
правой руке от ладошки по запястью, до локтя, потом перешло на другую
руку, проползло под сорочкой и достигло шеи. Малыш догадался, что это
зверушка. Она в меру сил позаботилась о друге, снабдила его теплом,

укутала, и Малышу стало хорошо и спокойно. Он зевнул и уснул крепким сном
Утром Малыш проснулся от холода. За ночь зверушка потратила всю свою
энергию и теперь виновато отползла в сторонку.
Малыш рассеянно погладил зверушку.
- Ничего! - сказал он. - Теперь не пропадем. Скоро за нами прилетят.
После сна Малыш чувствовал сильный голод. Ничего удивительного. Со
вчерашнего полудня он съел лишь бутерброд.
Малыш вспомнил, какие мама пекла вуд-валяйчики со свежими ягодами в
серединке. Вкуснятина!
Теперь Малыш съел бы что угодно, не отказался бы и от корочки хлеба. Он
поискал в траве, надеясь найти что-нибудь съедобное, пусть даже гриб, и
вдруг на том самом месте, где лежала зверушка, увидел вуд-валяйчик. Совсем
свежий, розовый, как будто только из печи, он так и просился в рот. От
него исходил аромат клубники.
Малыш взял его в руку. Корочки треснули, подались под пальцами.
Удержаться не было сил. Малыш впился зубами в сочную мякоть...


...И все кончилось. На поляне появился папа, потом мама. Малыш ревел. В
руках он держал зверушку, которая жалобно пищала, истекала кровью, но все
еще пыталась принять форму вуд-валяйчика.
Маринка хотела подбежать к сыну, но космонавт удержал ее за руку.
- Не смей, - сказал он.
Космонавт сам подошел к Малышу, забрал зверушку, завернул ее в платок.
В тот же день Малыша отдали в интернат. Это был черный день для Малыша.


Воспитательница собрала во дворе интерната детей.
- Ребята, - сказала она, - у нас появился новый товарищ. Он только что
приехал от родителей и еще не освоился в нашей среде, так что ведите себя
с ним поделикатнее.
Дети заулыбались. Одни снисходительно, другие насмешливо. Маменькиных
сыночков в интернате не любили.
Воспитательница привела Малыша.
- Малыш, - сказала она, показывая на ребят, - вот твои новые друзья.
Однако Малыш не обрадовался.
- Это не мои друзья, - сказал он упрямо. - У меня нет друзей.
Он отвернулся от детей и стал смотреть в сторону.
Дети начали расходиться. Воспитательница, поколебавшись минуту, тоже
ушла. Малыш остался один. Он сел посреди двора на песок, захотел
заплакать, но не смог. То ли выплакал свою норму, то ли стал злым. Злые
люди, как известно, не умеют плакать.
В дальней стороне двора была натянута волейбольная сетка. Шло
состязание. Малыш начал наблюдать за игрой и заметил, что один из игроков
посматривает в его сторону. Малыш узнал его. Это был Костик.
К песочку подошли маленькие девочки и начали лепить пирожки. Постепенно
двор принимал свой обычный оживленный вид, и только Малыша все обходили
стороной.
Костик, размахнувшись, сделал хитрую крученую подачу. Два игрока на той
стороне упали, но принять мяч не смогли.
Костик улыбнулся Малышу. Мол, знай наших! Но Малышу было не до смеха.
Перед глазами у него стоял веселый рыжий щенок с толстыми лапами и мышиным
хвостиком. От жалости и стыда Малышу стало совсем плохо.
- Мыша! Мыша! - вдруг завизжали девочки. Они бросили стряпню и побежали
кто куда.
Малыш поднял глаза. По песку важно вышагивал рыжий щенок. Левая задняя
лапа у него была перевязана, от чего щенок чуть хромал. Он гордо миновал
песочницу и остановился около Малыша.
- Гав! Гав! - сказал он и лизнул ногу мальчугану.
- Зверушка! Как ты здесь очутилась?
Зверушка промолчала и еще раз лизнула хозяина.
Вокруг них стали собираться дети.
- Ребята! - закричал Костик, который прибежал вместе со своей командой.
- Я знаю, что это такое. Это зверушка, которая может стать чем угодно. Я
сам видел, как она превратилась в футбольный мячик. Малыш, - обратился он
к приятелю, - преврати ее во что-нибудь интересное.
Малыш взял щенка на руки и прижал к груди, загораживая ото всех. Он
готов был сразиться с целым миром за своего единственного друга.
- Это не зверушка, - сказал он. - Это моя собака.

4) 10 просьб щенка, обращённых к будущему хозяину...
1. Я буду жить всего лишь лет десять. Любая разлука с тобой будет причинять мне страдания. Подумай об этом, прежде чем ты приобретешь меня.

2. Старайся дать мне время подумать, чего ты требуешь от меня.

3. Выращивай во мне доверие к себе - я буду жить им.

4. Не сердись на меня долго и не запирай меня в наказание! Ведь у тебя есть еще и работа, и развлечения и друзья - у меня же есть только ты.

5. Разговаривай иногда со мной. Хотя я и не смогу полностью понимать все твои слова, но зато твой голос, обращенный ко мне…

6. Помни - я никогда не забуду, как со мной обращаются.

7. Прежде, чем меня ударить, подумай о том, что я мог бы с легкостью своими зубами раздавить все кости твоей ладони, но я никогда себе этого не позволю.

8. До того, как ты заметишь, что я стал неохотно выполнять команды, вроде бы уворачиваясь или ленясь, подумай - а может, мне не очень подходит еда, или же я слишком долго был лишен солнца, а вдруг и сердце мое уже износилось.

9. Заботься обо мне, когда я состарюсь - ведь и ты когда-то будешь старым.

10. В любом трудном деле старайся быть рядом со мной. Никогда не руководствуйся решениями типа "Я не могу этого видеть" или же "Пусть это произойдет в мое отсутствие". Рядом с тобой мне всегда будет легче. [/b]

Уф-ф-ф.... вот это рассказы....
А кто автор?

Ну вот,я плачу

Зверушка для Малыша
автор Владислав Ксионжек
Остальных не знаю кто автор ...в инете нашла ...

Про Уродливого - Автор - Синельников

Torvus:

Хм, вспомнился случай, недавно со мной произошедший.
Этой зимой, если помните, было время, когда мороз чувствовался весьма и весьма. Утром на работу шел по улице Энгельса в сторону Советской. В десятке шагов до перекрестка Энгельса-Никитская прямо на тротуаре сидел крошечный черный котенок, мяукал. Он, вероятно, замерзал, умирал на глазах у прохожих. Человек, шедший передо мной старательно обошел его. Котенок пытался прижаться к его ноге. Последовала лишь пренебрежительно-раздраженная реакция. Я тоже прошел мимо...
Дубак, раннее утро, спешка, настроения никакого - какой нах... котенок! Все умирают, рано или поздно. Не он первый, не он и последний. Да еще какую-то "страшную" девченку встретил - буеееее!Ну и начало дня...Вот так я тогда думал.
На остановке "Дом Союзов" стою, курю, жду транспорт и ни о чем не думаю. Краем глаза заметил ту, "страшненькую", сплюнул... Только уже садясь в маршрутку заметил у той девченки, что еще 3 минуты назад вызывала у меня отвращение, за пазухой черного маленького котенка. Она прижимала его руками к распахнутой куртке, отогревая, давая надежду на жизнь.
Я чувствовал себя такой сволочью. К чему все то, что у меня есть, если я не способен был тогда хотя бы сравнятся с той девченкой?
Че то зацепило это так. Ведь тоже самое, казалось бы, мог зделать и я, но и...не мог. Спрашивал себя не раз: "И что я бы делал дальше, зачем это мне, разве мало у меня проблем и без этого?" Слышу все время Я,Я и еще раз Я, противно аж. Жестокая правда жизни - хочешь выжить и добиться чего-нибудь большего, тогда подходи ко всему в жизни с вопросом: "А что, собственно, буду иметь с этого Я?"

Всё таки слёзы очень хорошо очищают...спасибо

и я плачу

Да спасибо...хорошо очень, хоть и грустно.

Шикарные рассказы. Про уродливого я уже читала, а вот все остальное для меня новое.

Спасибо!

Спасибо..

трогательно...спасибо!

очень интересные рассказы!
спасибо

Чужая боль...

Чужая боль - дворняга грязная.
Не трогай, детка, а вдруг заразная?
Не гладь - испачкаешь ладошки
Зачем? Иди другой дорожкой.
А детка подрастет, зная-
Так проще- жить, не замечая.
К чему тащить чужую ношу?
Делить беду?! Придумал тоже!
Сам разбирай! Не мне же больно!
С меня своих проблем довольно!
И так и дальше: жить в покое,
Делить все на свое и на чужое.
Чужую боль в упор не замечают,
Забыв одно- бездушье не прощают.

Спасибо.Детям такие стихи очень нужны.

все прочла ,что-то раньше читала,но все равно

спасибо

Вот бы экранизировать в виде мультфильмов...

Простите, что длинный:

Флойд Уоллес. Зверушка Боулдена


-----------------------------------------------------------------------
F.L.Wallace. Bolden's pets.
Сборник "Космический госпиталь". Пер. - И.Гурова.
OCR & spellcheck by HarryFan, 3 September 2000
-----------------------------------------------------------------------


Доставая дары, он заметил, что у него дрожат руки. На Земле это было бы
симптомом обыкновенного гриппа, в системе Центавра - началом конца. Но Ли
Боулден находился на Ван-Даамасе, а потому не знал, что означает такая
дрожь. На эту планету земляне попали совсем недавно и еще не успели
изучить ее болезни. А освоение новых планет всегда связано с риском.
Впрочем, Боулден не слишком встревожился и продолжал спокойно
пересчитывать дары. Он почувствовал, что нездоров, около часа назад. Еще
будет время принять меры, когда он вернется в поселок - всего каких-нибудь
двенадцать часов полета. На базе есть все новейшие лечебные средства.
Он сложил дары аккуратной пирамидой, стараясь, чтобы они выглядели
повнушительнее: пять пар локаторных очков, семь скорострельных карабинов и
к ним семь коробок патронов. Земляне свято соблюдали местный обычай,
требовавший, чтобы число даров обязательно было нечетным.
Вандаамасец бесстрастно смотрел на дары. В руке он держал лук
непривычной формы, а с бедра у него свисал колчан. Все стрелы, кроме
одной, были выкрашены яркой краской - алой или оранжевой. Наверное, чтобы
легче находить их после промаха, решил Боулден. Среди этой пестроты взгляд
останавливала стрела глубокого синего цвета. Боулдену еще не приходилось
видеть аборигена без синей стрелы в колчане.
Вандаамасец продолжал стоять неподвижно, и ледяной ветер с гор трепал
легкую тунику, которая нисколько не защищала от холода.
- Я иду говорить с другими, - сказал он наконец на языке землян.
- Иди поговори, - ответил Боулден, стараясь подавить дрожь. Эта фраза
исчерпала его познания в туземном диалекте, и он продолжал уже на родном
языке. - Дары возьми с собой. Они принадлежат вам, что бы вы ни решили.
Абориген кивнул и взял очки. Примерив их, он поглядел на окутанные
густым туманом склоны гор. Казалось бы, вандаамасцев локаторные очки не
должны были особенно интересовать. Жизнь в горах развила у них такую
остроту зрения, что густая мгла смущала их не больше, чем землян -
утренняя дымка. Но как ни странно, именно очки они ценили больше всего.
Возможность видеть гораздо дальше обычного была для них заманчивее даже
карабинов.
Абориген сдвинул очки на лоб и радостно улыбнулся. Заметив, что Боулден
дрожит, он взял его руки в свои и внимательно осмотрел их.
- Руки больны? - спросил он.
- Немножко, - сказал Боулден. - К утру все пройдет.
- Я иду говорить, - повторил абориген и, собрав дары, удалился.


Ли Боулден сидел у вертолета и ждал, стараясь угадать, пользуется ли
этот абориген каким-нибудь влиянием среди своих соплеменников. Правда, они
прислали для переговоров именно его, но, возможно, только потому, что он
объясняется на языке пришельцев лучше остальных.
А придут ли аборигены работать в поселок, они решат на общем совете.
Если дары им понравятся, они, возможно, и согласятся. Пока же ему
оставалось только ждать - и стараться унять дрожь. Руки у него онемели, да
и ноги совсем отнимались.
Вскоре из тумана вынырнул абориген, держа продолговатую корзину.
Боулден расстроился: всего один дар в ответ на очки, карабины и патроны!
Такая пропорция не сулила ничего хорошего. Нет, они не согласились.
Абориген поставил корзинку и молча посмотрел на Боулдена.
- Люди говорили? - спросил Боулден.
- Мы говорили прийти, - ответил абориген, загибая пальцы. - Через пять
и семь дней мы прийти.
Это была приятная неожиданность. Неужели одна сплетенная из прутьев
корзинка равна такому количеству великолепных достижений высочайшей
цивилизации? По-видимому, аборигены придерживались подобного мнения. У них
была своя шкала ценностей. Одну пару очков они предпочитали трем
карабинам, а пачка иголок более чем соответствовала коробке патронов.
- Это хорошо, что вы придете. Я сразу же отправлюсь в поселок, чтобы
передать ваши слова, - сказал Боулден.
В корзине что-то копошилось, но прутья плотно прилегали друг к другу, и
сквозь них он не мог ничего рассмотреть.
- Оставайся, - посоветовал абориген. - С гор идет буря.
- Я пролечу стороной, - ответил Боулден.
Если бы он был здоров, то, пожалуй, принял бы приглашение. Но надо
скорее вернуться в поселок, поближе к врачам. На малоизвестной планете
самое легкое нездоровье может обернуться бог знает чем. К тому же он
потратил лишние двое суток на розыски племени в этом дьявольском тумане, и
на базе, наверное, уже беспокоятся.
- Лети далеко стороной, - сказал абориген. - Идет большая буря.
Он взял корзину, поднес ее к дверце и открыл крышку. Оттуда выскочило
какое-то животное и юркнуло в кабину.
Боулден скосил глаза вниз и увидел в полумраке два светящихся кружка.
Он не рассмотрел, что это была за тварь, и его вовсе не устраивало, что
она сможет хозяйничать в кабине, как ей вздумается. Тем более, что лететь
придется в бурю. Он предпочел бы получить такой презент в корзине. Но
животное плюс корзина составляли бы два дара, а четные числа были для
жителей планеты неприемлемы.
- Он ничего плохого не делать, - сказал абориген. - Он добрый друг.
Насколько было известно Боулдену, у аборигенов почти не было домашних
животных, а о "животных-друзьях" ему и вовсе не приходилось слышать.
Боулден включил освещение кабины. А! Один из таинственных зверьков,
которых каждое племя держит в клетках на самой окраине лагеря. Зачем они
были им нужны, никто не знал - аборигены либо не могли, либо не считали
нужным это объяснять.
По-видимому, их не ели, и уж, во всяком случае, не использовали как
рабочий скот. И вопреки тому, что сказал абориген, они не были "друзьями"
наподобие собак или кошек: никто не видел, чтобы местный житель приласкал
такое животное, да они и не бродили по лагерю на свободе. А главное, до
сих пор землянам не позволяли подходить близко к этим животным - ученые в
поселке придут в восторг от такого подарка.
- Трогай его, - сказал абориген.
Боулден протянул дрожащую руку, и животное подбежало к дверце. Его
желтые глаза смотрели умно и дружелюбно. Ростом оно было с небольшую
собаку, но походило на изящного миниатюрного медведя с глянцевитым
оранжевым мехом. Боулден погладил мохнатую спину, и по его пальцам
разлилась теплота. Зверек изогнулся и облизал его руку.
- Теперь он знает твой вкус, - сказал абориген. - Теперь хорошо. Он
твой.
И, повернувшись, он исчез в тумане.
Боулден забрался в кабину и запустил моторы, а зверек вскарабкался на
сиденье рядом с ним. Непонятно, почему аборигены держат такие ласковые
существа в клетках!
Он начал резко набирать высоту, прикидывая, где лучше пересечь горы,
чтобы уйти от надвигающегося урагана. В тумана вершины были неразличимы, и
ему пришлось снизиться и следовать извивам долины. Он летел со скоростью,
максимально допустимой при плохой видимости, но тем не менее через
несколько минут ураган его настиг. Боулден попытался подняться выше
верхней границы воздушных потоков, но у этого урагана как будто не было
верхней границы. Под вертолетом простиралась местность, нанесенная на
карту лишь условно, а буйство электрической энергии вокруг почти
парализовало радиолокатор.
Сжимая рычаги управления, Боулден внезапно почувствовал ноющую боль в
плечах. Руки у него совсем онемели, ноги налились свинцом. Зверек прижался
к его боку, и ему пришлось оттолкнуть пушистый комок локтем. На мгновение
он обрел ясность мысли. Нельзя терять времени. Надо приземлиться и
переждать бурю - если удастся найти место для приземления.
Несколько раз согнув пальцы, Боулден заставил их слушаться и пошел на
снижение. Впереди возник каменный обрыв. Он сделал крутой вираж и
продолжал поиски.
Наконец он нашел подходящее место - узкую долину, в какой-то мере
укрытую от ветра, - и выбросил якорь. Если ничего непредвиденного не
произойдет, якорь выдержит.
Боулден опустил спинку, так что сиденье превратилось в постель, и, не
найдя в себе сил заняться ужином, сразу уснул. Когда он проснулся, ураган
бушевал по-прежнему, а зверек мирно посапывал, прикорнув у него под
мышкой.
Боулден почувствовал себя настолько сносно, что решил перекусить.
Абориген не объяснил, чем следует кормить зверька, но тот с удовольствием
съедал все, что протягивал ему Боулден. По-видимому, он был всеяден, точно
человек. Прежде чем снова лечь, Боулден опустил спинку другого сиденья, но
зверек предпочел опять прижаться к нему, и он не стал его отгонять:
исходившее от зверька тепло было очень приятным.
Так, засыпая и просыпаясь, Боулден пережидал бурю. Она продолжалась
полтора дня. Наконец тучи рассеялись. С тех пор как он заболел, прошло два
дня и четыре - с тех пор, как он покинул поселок.
Боулден решил, что поправился. Онемение в руках почти прошло, в глазах
не двоилось. Он посмотрел на зверька, который свернулся у него на коленях
и поглядывал снизу вверх большими желтыми глазами, словно приглашая
человека затеять веселую возню. Но не позволять же ему резвиться во время
полета!
- Пойдем-ка, зверушка, - сказал Боулден, не зная, как его иначе
назвать. - Нам пора отправляться в путь.
Он оттащил своего нового приятеля в дальний угол кабины, соорудил там
подобие клетки и, убедившись в ее прочности, посадил в нее зверька.
Следовало бы сделать это сразу же, но он слишком скверно себя чувствовал,
да и времени не было, а к тому же абориген мог обидеться на такое
обращение с его подарком. Пожалуй, все вышло к лучшему.
Зверьку явно не нравилось сидеть взаперти. Некоторое время он тихонько
повизгивал, но смолк, когда взревели моторы. Боулден поднялся прямо вверх
до высоты, откуда уже можно было наладить связь. Кратко сообщив про
согласие аборигенов и про собственную болезнь, он взял курс на базу.
Десять часов Боулден летел на предельной скорости; обедать он не стал и
только время от времени грыз плитки концентратов. Зверек иногда
повизгивал, не Боулден уже научился его понимать и знал, что он не голоден
и не просит пить, а просто хочет быть поближе к нему. Он же хотел только
одного: скорее вернуться на базу.
Когда он пошел на посадку, разбросанный по равнине поселок показался
ему удивительно красивым. От ангаров к вертолету бежали механики. Они
открыли дверцу, он шагнул на дорожку и упал ничком. Руки и ноги у него
отнялись совсем. Он не выздоровел.


Доктор Кесслер, щурясь, смотрел на Боулдена сквозь микроэкран, из-за
которого его лицо казалось вытянутым и туманным. Микроэкран представлял
собой сферическое силовое поле, окружавшее голову врача. Поле это
генерировалось кольцом, надетым на шею поверх воротника защитного
комбинезона. Оно уничтожало любые микроорганизмы, приходившие в
соприкосновение с ним. Комбинезон был абсолютно непроницаем и не имел
других отверстий, кроме ворота. Материал у кистей был тонкий, а на
подошвах утолщен.
Все это Боулден заметил с первого взгляда.
- Настолько серьезно? - с усилием выговорил он.
- Простая предосторожность, - голос врача казался глухим, так как
микроэкран искажал и звуки. - Не более. Мы знаем, что с вами, но пока еще
не выбрали эффективного лечения.
Боулден скривил губы. Микроэкран и защитный комбинезон говорили сами за
себя.
Врач подкатил к нему небольшой аппарат и осторожно зажал его руку в
узком желобе. Окуляр скользнул за микроэкран, и Кесслер принялся
исследовать руку своего пациента от кончиков пальцев к локтю и дальше к
плечу. Наконец он остановил линзу.
- Тут граница чувствительности?
- Кажется... Потрогайте. Да, ниже все словно онемело.
- Отлично. В таком случае все ясно. Это "пузырчатая смерть".
Боулден переменился в лице, и врач засмеялся.
- Не тревожьтесь. Название подсказала картина, наблюдаемая в
рентгеномикроскопе. Правда, эта штука убила всех членов разведывательной
экспедиции, которая открыла Ван-Даамас, но вам ничего страшного не грозит.
- Но у них же были и антибиотики, и необиотики!
- Конечно. Но малого спектра действия. К тому же они имели дело с
неизвестным фактором, не говоря уж об отсутствии оборудования, которым
располагаем мы.
Все это звучало утешительно. Но тревога Боулдена не прошла.
- Приподнимитесь и посмотрите сами, - сказал Кесслер, наклоняя окуляр
так, что Боулден мог в него заглянуть. - Темные нити - это нервы. Видите,
чем они окружены?
Доктор поправил наводку на фокус - и Боулден увидел, что каждая ниточка
покрыта бесчисленными шариками, которые полностью изолировали ее от
окружающей ткани. Так вот почему он ничего не чувствует! Сферические
микроорганизмы действительно были похожи на пузырьки. Ему показалось, что
самый нерв нисколько не поврежден.
Пока он смотрел, врач ввинтил еще один окуляр для себя и нажал кнопку
сбоку. Из линзы, прижатой к руке, выскользнула почти невидимая игла и
вонзилась в мышцу. Боулден увидел ее, когда она вошла в поле зрения
микроскопа, но никакого укола он не ощутил. Игла медленно приблизилась к
темной нити, однако не прикоснулась к ней.
Игла была полой внутри, и, когда Кесслер нажал еще на одну кнопку, она
начала всасывать крохотные шарики через гибкий щупик, который двигался
вдоль нерва. Когда небольшой участок очистился от микроорганизмов, щупик
исчез в игле, а Боулден почувствовал легкую боль.
Кончив, Кесслер осторожно освободил руку Боулдена, откатил аппарат к
стене, извлек из него небольшую капсулу и опустил ее в приемник на дверной
панели. Затем он вернулся к постели и сел.
- Вы это и сделаете? - спросил Боулден. - Отсосете их?
- Нет. К сожалению, в человеческом теле слишком много нервов. Если бы у
нас было десять аппаратов и достаточное число специалистов, мы смогли бы
кое-как задержать их распространение в одной руке, но не больше, - он
откинулся к стене вместе со стулом. - Я просто взял еще одну пробу. Мы
проверяем, на что и как реагируют эти микроорганизмы.
- Еще одну пробу? Значит, вы их уже брали?
- Конечно. Мы на некоторое время усыпили вас, чтобы вы хорошенько
отдохнули. - Стул опустился на все четыре ножки. - Не то у вас очень
легкая форма, не то вы обладаете сильнейшим врожденным иммунитетом. С
появления первых симптомов прошло уже трое суток, а болезнь все еще
находится в начальной стадии. С первой экспедицией она покончила за два
дня.
Боулден уставился в потолок. Рано или поздно они научатся ее лечить,
только доживет ли он до этого?
- Я догадываюсь, о чем вы думаете, - сказал врач. - Но не забывайте,
что мы пользуемся новейшим оборудованием. Мы поместили культуру в
ультразвуковой акселератор и убыстряем жизненный цикл этих организмов в
десять раз. К вечеру мы уже будем знать, какие наши анти- и необиотики им
меньше всего по вкусу. Эти крошки - крепкий орешек, невероятно крепкий, но
будьте спокойны: мы отыщем их уязвимое Место.
Доктор продолжал свои объяснения, а Боулден лежал, словно оцепенев, но
мозг его лихорадочно работал.
Микроорганизмы в первую очередь поражали нервные окончания пальцев на
руках и ногах. Врачебная бригада добралась до Ван-Даамаса, когда участники
первой экспедиции не только умерли, но трупы их уже успели разложиться и
микроорганизмы утратили активность. Тем не менее можно было с достаточной
уверенностью сказать, что смерть наступила только после того, как роковые
шарики достигли головного мозга. А раньше, пока микроорганизмы
продвигались по нервным стволам, они не вызывали никаких необратимых
изменений.
Это, во всяком случае, было приятно слышать: либо он выздоровеет, либо
умрет, но участь беспомощного калеки ему не грозит. Еще одним козырем был
ультразвуковой акселератор. Установив естественный резонанс этой
одноклеточной твари, медики успеют вырастить и изучить в лаборатории
десять поколений за то время, пока в его организме завершится жизненный
цикл всего лишь одного. Если не считать участников разведывательной
экспедиции, Боулден оказался первым землянином, заразившимся этой
болезнью, так что врачи впервые наблюдали ее течение, но времени у него
было больше, чем он думал.
- Вот так, - закончил Кесслер. - Ну, а теперь нам необходимо узнать,
где вы побывали.
- Вертолет снабжен автоматическим бортовым журналом, - ответил Боулден.
- Он фиксирует все приземления.
- Я знаю. Но координатная сетка еще недостаточно точна, и пройдет
несколько лет, прежде чем мы сможем установить места ваших посадок с
ошибкой, не превышающей несколько футов. - Врач развернул большую
фотокарту с несколькими пометками, надел на Боулдена стереоскопические
очки и дал ему карандаш. - Вы сумеете?
- Наверное.
Его пальцы почти не гнулись, и он ничего не ощущал, но прижать карандаш
к карте он еще мог. Кесслер пододвинул карту поближе, и перед глазами
Боулдена возникла знакомая местность. Некоторые подробности он различал
даже лучше, чем в натуре, потому что на карте не было тумана. Когда он
внес несколько поправок, Кесслер снял с него очки и убрал карту.
- Полеты туда нужно будет прекратить, пока мы не найдем надежного
лечения. А вы не заметили там каких-нибудь особенностей?
- Это все горы.
- Следовательно, на равнине нам, пожалуй, опасаться нечего. А
какие-нибудь животные там были?
- Близко ко мне ни одно не подходило. Разве что птицы...
- Переносчик, вероятнее всего, какое-нибудь насекомое. Ну, искать
хозяина и переносчиков - это наше дело. А вам нужно беречь силы. Здесь вы
в такой же безопасности, как и на Земле.
- Вот именно, - ответил Боулден. - А где моя зверушка?
Доктор засмеялся.
- Тут вы пожали лавры. Биологи точили зубы на это животное с тех самых
пор, как мельком увидели их в туземном лагере.
- Пусть глядят на него, сколько им хочется, - заявил Боулден. - Но и
только. Это личный подарок.
- А вы уверены?
- Так сказал абориген, который мне его дал.
Доктор вздохнул.
- Я им передам. Их это не обрадует, но мы должны считаться с обычаями
аборигенов, если хотим наладить с ними сотрудничество.
Боулден улыбнулся. По крайней мере полгода его зверушке ничего не будет
угрожать. Любопытство биологов можно понять, но на новой планете у них
найдется много других способов его удовлетворить. А зверушка принадлежит
ему. Странно, что за каких-то два дня он успел так привязаться к мохнатому
зверьку. И ведь это редкость - человек сталкивался с подобными приятными
сюрпризами, не чаще, чем на одной планете из пяти. Это бесполезное,
абсолютно бесполезное существо обладало тем не менее одним неоспоримым
достоинством: между ним и человеком сразу же возникала взаимная теплая
симпатия. Да, в нем человек обретал друга.
- Отлично, - сказал Боулден вслух. - А все-таки - где моя зверушка?
Врач пожал плечами, но это движение было почти незаметным в
бесформенном защитном комбинезоне.
- Не могли же мы ей позволить бегать по улицам! Она в соседней палате,
где за ней ведется наблюдение.
Боулден понял, что медик озабочен гораздо больше, чем старается
показать. В маленькой больничке не было помещения для лабораторных
животных.
- Этот зверек - не носитель, - сказал он твердо. - Я заболел до того,
как мне его подарили.
- Да, мы знаем. Но чем? И даже если вы правы, животное соприкасалось с
вами и могло превратиться в источник инфекции.
- По-моему, обитателей планеты эта болезнь не поражает. Аборигены
бывали во всех местах, где я приземлялся, и они, по-видимому, ею не
болеют.
- Разве? - сказал врач, вставая. - Может быть. Но делать окончательные
выводы пока еще рано.
Подойдя к двери, он извлек из стены шнур и подключил его к своему
комбинезону, а затем расставил ноги и раскинул руки. На мгновение
комбинезон раскалился добела - лишь на мгновение, и все же, несмотря на
теплоизоляционную прокладку, это, вероятно, была малоприятная процедура. А
ведь ту же операцию предстояло повторить снаружи. Нет, медики явно
предпочитали не рисковать.
- Попробуйте уснуть, - сказал Кесслер. - Если в вашем состоянии
произойдут какие-нибудь изменения, позвоните. Даже если они покажутся вам
совсем незначительными.
- Хорошо, - ответил Боулден.
И почти сразу же заснул. Сон приходил к нему удивительно легко.


Сестра вошла настолько бесшумно, насколько позволял защитный
комбинезон. Но Боулден проснулся. Был уже вечер. Он проспал почти весь
день.
- Вы - которая из них? - спросил Боулден. - Хорошенькая?
- Сестры тогда хорошенькие, когда больной их слушается. Ну-ка,
проглотите вот это.
Он узнал Пегги, но с сомнением посмотрел на то, что она ему
протягивала.
- Как? Целиком?
- Конечно. Вы только проглотите, а уж вытащу его я сама. Зонд вам вреда
не причинит.
Пегги начала водить по его телу маленьким прибором, поглядывая на
циферблат, который держала в другой руке. Он знал, что показания
фиксируются прямо на диаграмме где-то в другом помещении. По-видимому, это
был прибор для измерения биотоков, который позволял косвенным образом
следить за развитием болезни. Значит, они уже разработали новые
диагностические методы! Эх, если бы они настолько же продвинулись и с
лечением!
Сестра умело извлекла зонд, посмотрела на шкалу и положила его в
приемник на стене. Затем она поставила на тумбочку поднос и велела
Боулдену поужинать. Он хотел расспросить ее, но она так настаивала, что он
должен был подчиниться. Врачи учли, что он частично парализован, и еда
была жидкой. Возможно, она отличалась особой питательностью, но показалась
ему удивительно невкусной.
Сестра убрала поднос и села возле его постели.
- Ну, теперь мы можем и поболтать, - сказала она.
- Что происходит? - резко спросил Боулден. - Когда меня начнут лечить?
Ведь пока мне еще не сделали ни единого укола.
- Я не знаю, что подыскивают для вас врачи. Я же просто сестра.
- Не морочьте мне голову, - рассердился он. - Вы тоже доктор и в случае
необходимости могли бы заменить Кесслера.
- Ну, хорошо, будь по-вашему, - ответила она весело. - Но мой врачебный
диплом действителен только на Земле, а право практиковать тут я получу, не
раньше, чем закончу инопланетную практику.
- Про Ван-Даамас вы знаете не меньше других!
- Не спорю, - ответила она. - Только не нужно волноваться. Я думаю, вы
и сами догадываетесь: ни антибиотики, ни необиотики не дали положительного
результата ни порознь, ни в сочетании друг с другом. Мы ищем чего-то
совсем нового.
Да, он должен был догадаться - и все же он продолжал надеяться.
Поглядев на бесформенную фигуру у кровати, Боулден представил себе Пегги в
обычном костюме. А может быть, он как личность их уже не интересует? И они
работают над тем, как предотвратить эпидемию?
- Как же оцениваются мои шансы?
- Выше, чем вы полагаете. Мы ищем дополнительный фактор, который
обеспечит антибиотикам действенность.
Про это он не подумал, хотя к такому средству прибегали нередко,
особенно на необжитых планетах. Он слышал, что распространенная в системе
Центавра вирусная инфекция была побеждена, когда один из антибиотиков
начали сочетать с аспирином, хотя в отдельности они не оказывали абсолютно
никакого действия. Однако установить, что именно следовало добавлять к
тому, другому или третьему антибиотику, можно было только путем
бесчисленных проб. Это требовало времени, а времени у него не было.
- Еще что-нибудь? - спросил он.
- Достаточно и этого. Мы вовсе не хотим внушать вам, будто положение
несерьезно. Но не забывайте, что мы работаем в десять раз быстрее, чем
успевают размножиться возбудители болезни. И с минуты на минуту уже можно
ждать результатов. - Она встала. - Дать вам снотворное?
- У меня достаточно снотворного в руках и ногах. И похоже, что скоро я
усну очень крепко.
- Что мне особенно нравится, так это ваша бодрость, - сказала она,
наклоняясь и застегивая что-то вокруг его шеи. - Может быть, вам интересно
будет узнать, что сегодня ночью нам предстоит большая работа. Конечно, мы
могли бы оставить кого-нибудь подежурить тут, но нам казалось, что вы
предпочтете, чтобы мы все были заняты в лаборатории.
- Конечно, - ответил он.
- Сейчас я включу датчик, и он будет следить за всеми процессами,
протекающими в вашем организме. Если вам что-нибудь понадобится,
позвоните, и кто-нибудь сразу придет.
- Спасибо, - сказал он. - Постараюсь сегодня не паниковать.
Она подключила свой комбинезон к шнуру и после вспышки исчезла за
дверью. После ее ухода датчик сразу же утратил успокаивающую силу. Боулден
предпочел бы что-то более эффективное.
Они намерены работать всю ночь напролет, но есть ли у них реальная
надежда на успех? Что сказала Пегги? Ни один из анти- или необиотиков не
дал положительных результатов. Она не заметила, что проговорилась. Реакция
была негативной - другими словами, пузырчатые микроорганизмы, попадая в
среду, которая должна была бы их уничтожить, начинали, наоборот,
развиваться более бурно. Подобные явления наблюдались на отдельных
планетах. Такое уж его везенье, что это произошло именно с ним!
Боулден отогнал эти мысли и попытался уснуть. На некоторое время это
ему удалось. Он проснулся оттого, что его руки затлели - так, во всяком
случае, ему почудилось в первую секунду. Казалось, что где-то глубоко
внутри них пылает огонь. В незначительной степени они его еще слушались.
Он мог шевелить ими, хотя кожа ничего не ощущала. До этого момента
основные нервы оставались почти не затронутыми. Но теперь инфекция от
поверхности распространялась в глубину. Она достигла локтей и продолжала
двигаться дальше. На три-четыре пальца ниже плеча он уже ничего не
чувствовал. Развитие болезни ускорилось. Если они взвешивали возможность
ампутации, то теперь прибегать к ней все равно было поздно.
Боулдену хотелось закричать, но он сдержался. Придет сестра и останется
с ним, но он оторвет ее от работы, которая еще может спасти ему жизнь.
Инфекция достигнет плеч и поползет по груди и спине. Она доберется до
гортани - и он утратит возможность говорить. Она парализует веки - и он
перестанет даже мигать. А может быть, и ослепнет. И тут она отыщет
лазейку, ведущую в его мозг.
И тогда произойдет взрыв. Все функции его организма либо прекратятся,
либо хаотически усилятся по мере того, как регулирующие центры начнут
отключаться один за другим. Температура его тела поднимется до
смертоносного предела или же, наоборот, упадет. Смерть окажется на
редкость мучительной или легкой и незаметной...
Вот почему он не позвал сестру.
И еще потому, что услышал странный звук.
Это было что-то среднее между мурлыканьем и молящим визгом. Он узнал
голос животного, которое ему подарил абориген. Его же посадили в клетку в
соседней палате! Впоследствии Боулден сам не мог объяснить, почему он
сделал то, что сделал. Он не знал, руководил ли им разум или инстинкт. Но
ведь эти понятия противоположны, а потому, в сущности, неприменимы к
человеческому сознанию, поскольку оно едино и неделимо.
Боулден соскользнул с кровати. Стоять он не мог и кое-как пополз,
опираясь на локти и колени. Боли он не испытывал. Только кости пылали
по-прежнему. Он добрался до двери, выпрямился, не поднимаясь с колен, и
поднес руку к дверной ручке, но ухватиться за нее не сумел. После
нескольких неудачных попыток он уперся в ручку подбородком и опустил ее.
Дверь отворилась, и он оказался в соседней палате. Почувствовав его
приближение, зверек завизжал громче. Боулден увидел в углу два желтых
горящих кружка и пополз к клетке.
Она была заперта на защелку. Зверек дрожал от нетерпения и всем телом
налегал на сетку, стараясь прикоснуться к его рукам. Боулден дотянулся до
задвижки, но его парализованные пальцы не могли повернуть ее. Зверек нежно
их облизал.
Потом все пошло легче. Боулден не чувствовал, что делают его пальцы, но
задвижка вдруг повернулась и зверек выскочил из клетки прямо ему на грудь.
Боулден упал на пол, но только обрадовался: он уже не сомневался, что
его догадка верна. Аборигены подарили ему зверька не просто так. Они жили
в условиях тяжелой борьбы за существование и не могли бы содержать
бесполезных любимцев. Нет, этот зверек был чрезвычайно полезен. Он терся в
темноте о его бесчувственные руки, и из густого меха брызгали голубые
искры. Теперь он не визжал, а громко и раскатисто мурлыкал, облизывая
пальцы Боулдена, катаясь по его ногам.
Через несколько минут Боулден решил, что, пожалуй, сможет добраться до
своей палаты и кровати, опираясь на зверька. Он кое-как упал поперек
одеяла, совсем обессилев. Кровь плохо циркулировала в его
полупарализованном теле. Зверек вскочил на кровать и ласково прижался к
нему. Боулден был слишком слаб, чтобы оттолкнуть его, да ему вовсе и не
хотелось этого делать. Подергавшись, он принял более удобную позу. Ну нет,
теперь он не умрет!


Утром Боулден проснулся задолго до прихода врача. Лицо Кесслера
казалось измученным, и улыбался он механически. Если бы он знал, во что
превращает его улыбку микроэкран, то немедленно отказался бы от этой
попытки ободрить своего пациента.
- Как я вижу, вы держитесь молодцом, - заметил он с наигранной
веселостью. - Ну, и у нас дела идут неплохо.
- Поздравляю, - сказал Боулден. - Неужели вы добились того, что хоть
какой-нибудь антибиотик перестал стимулировать размножение этих шариков?
- Я очень боялся, что вы догадаетесь, - со вздохом пробормотал врач. -
От вас ничего не скроешь!
- Вы могли бы закатить мне физиологический раствор и сказать, что это
совершенно новое и очень действенное средство!
- Медицина отказалась от такого метода уже века два назад. Заметив, что
улучшения не наступает, вы сразу почувствовали бы себя хуже. Освоение
новых планет гладко не проходит, и мы имеем дело с вполне реальными, а не
воображаемыми опасностями. Приходится принимать факты такими, какие они
есть.
Он прищурился и посмотрел на Боулдена с некоторой растерянностью.
Микроэкран был помехой и для его глаз.
- Мы кое-чего достигли, хотя вы можете мне и не поверить. В необиотике,
к которому добавлены соль кальция и два антигистаминных препарата,
микроорганизмы перестают развиваться быстрее обычного. Несколько изменить
состав... может быть, на калиевую соль... и баста! Тут они и протянут
ножки.
- Эффективность этого средства представляется мне сомнительной, -
заметил Боулден. - Вообще мне кажется, что вы пошли неверным путем.
Попробуйте посмотреть, что даст индукция биотоков.
- О чем вы говорите? - с недоумением спросил врач, подходя поближе и
подозрительно вглядываясь в бугорок у коленей Боулдена. - У вас бред? Вы
заметили что-то необычное?
- Не кричите на больного! - Боулден укоризненно покачал пальцем,
испытывая невероятную гордость. Правда, пальца он не ощущал, но все же
палец его слушался! - Вам, Кесслер, придется принять тот факт, что доктору
иной раз следует поучиться у больного тому, чему больной научился у
аборигенов.
Но Кесслер не слышал его слов. Он, как завороженный, уставился на
поднятую руку Боулдена.
- Ваши движения выглядят почти нормальными, - сказал он. - Ваш
иммунитет превозмог болезнь!
- Конечно, у меня есть иммунитет, - ответил Боулден. - Такой же, как и
у аборигенов. Но только не внутренний, а внешний.
Он положил ладонь на зверька под одеялом. Зверек не захотел
расставаться с ним - ну что же, теперь они всегда будут вместе.
- Доктор, некоторые ваши сомнения я все-таки могу рассеять. Аборигенов
эта болезнь тоже поражает. Вот почему они заметили ее симптомы у меня. И
дали мне вернейшее лечебное средство, и показали, как им пользоваться. Но
понял я, в чем суть, только когда уже было почти поздно. Вот мой
иммунитет, - и, откинув одеяло, он показал на зверька, который уютно
свернулся у него в ногах. Зверек поднял голову и лизнул ему пальцы. И
Боулден почувствовал прикосновение розового язычка!


Выслушав объяснения, врач несколько умерил свое негодование. Хотя это и
было неслыханным нарушением антисептики и гигиены, он не мог не признать,
что больному стало много лучше. С помощью рентгеномикроскопа Кесслер
тщательно исследовал руки и ноги Боулдена. Откатив аппарат к стене и
зачехлив его, он сказал:
- Инфекция, несомненно, пошла на убыль. На многих прежде пораженных
участках мне не удалось обнаружить ни одного микроорганизма. Но я не
понимаю, чем это объясняется. Вы утверждаете, что животное только лижет
вас, а не покусывает, и, следовательно, в кровь к вам от него ничего не
попадает. Достаточно как будто и того, что оно находится возле вас... - Он
покачал головой. - Аналогия, которую вы провели с электросетью, не
показалась мне убедительной.
- Я сказал первое, что пришло в голову. Я не утверждаю, что это
обязательно так, но, во всяком случае, отрицать подобную возможность тоже
нельзя.
- С другой стороны, микроорганизмы действительно скапливаются на
нервах, - задумчиво произнес врач, - а мы знаем, что нервная энергия в
какой-то мере является электрической. Если повысить ее уровень,
микроорганизмы могут погибнуть в результате ионной диссоциации, - он
испытующе посмотрел на зверька. - Может быть, вы и правда заимствуете
нервную энергию у этого животного. В таком случае появляется возможность
лечить эту болезнь электричеством.
- Только на мне своего метода, пожалуйста, не проверяйте! -
запротестовал Боулден. - Я побыл в роли подопытного кролика, и хватит!
Возьмите человека здорового, а я останусь верен туземному способу.
- Мне и в голову не пришло бы ставить на вас эксперименты, пока вы в
таком состоянии. Ведь еще нельзя считать, что вам уже не угрожает
опасность.
Однако Кесслер выдал себя, покидая палату: он не включил комбинезон в
сеть и не вспыхнул.
Боулден улыбнулся этому его упущению и погладил мягкий мех. Скоро он
будет совсем здоров!


Однако его выздоровление шло медленнее, чем он рассчитывал, хотя
Кесслер, продолжавший свои опыты, был, по-видимому, доволен. Роковые
пузырьки оказалось возможным уничтожать с помощью электричества, однако
для этого требовалась сила тока, опасная для пациента. Единственным
надежным средством оставалась зверушка Боулдена.
Кесслер обнаружил, что микроорганизм нуждается в промежуточном хозяине.
Скорее всего, таким хозяином был комар или клещ. Чтобы установить это
точно, потребовалось бы провести длительные изыскания в горах. Но, во
всяком случае, сложные предосторожности против инфекции оказались
излишними. Микроэкраны и защитные комбинезоны были отправлены на склад.
Заразить Боулден никого не мог.
Как и его зверек, у которого самая тщательная проверка не обнаружила
никаких паразитов. Он был чистоплотным и ласковым, и гладить его было одно
удовольствие. Боулдену повезло, что самая страшная болезнь Ван-Даамаса
излечивалась таким простым способом.
Однако прошло еще несколько дней, прежде чем он достаточно окреп и мог
покинуть маленькую больницу на окраине поселка. Сначала ему позволяли
только сидеть в постели, потом разрешили ходить по палате. По мере того
как Боулден набирался сил, зверек все больше времени проводил на кровати,
довольствуясь тем, что не спускал с него глаз. Он уже не прыгал и не
резвился, как прежде. Потому что стал совсем домашним, объяснил Боулден
сестре.
Наконец, настало утро, когда Кесслер не сумел обнаружить в организме
Боулдена ни одного шарика. Силы, вернувшиеся к нему, и вновь обретенная
чувствительность кожи на руках и ногах также свидетельствовали о полном
выздоровлении. И его выписали. Пегги поручили проводить его домой.
Возможность побыть в ее обществе была ему только приятна.
- Я вижу, вы совсем собрались! - сказала она, посмеиваясь над его
оживлением.
- Конечно! - воскликнул он и, повернувшись к кровати, скомандовал: -
Пошли, Зверушка!
Зверек поднял голову, а Пегги снова засмеялась.
- Вы его еще никак не назвали? А пора бы!
- Но его зовут Зверушка! - возразил Боулден. - Как мне его еще
именовать - Доктор? Герой?
Пегги наморщила нос.
- Да, пожалуй, это не очень звучит, хотя он и спас вам жизнь.
- Да, но это от него не зависело. Зато у него есть все свойства
очаровательной домашней зверушки. Ласковый, послушный, иногда шаловливый и
очень чистоплотный. А главное, он хочет только одного: быть поближе к
хозяину и тереться о его ноги.
- Ну, так зовите его Зверушкой, и дело с концом, - ответила Пегги. -
Идем, Зверушка!
Однако зверек не обратил на нее никакого внимания и медленно слез с
кровати, только когда его позвал Боулден. Он старался не отставать от него
ни на шаг, и сначала это ему удавалось, потому что Боулден был еще слаб и
они шли медленно.


Был полдень. Ослепительно сияло солнце и казалось, что места лучше, чем
Ван-Даамас, во всей Вселенной найти невозможно. Да, теперь, когда смерть
отступила, Боулден находил планету прекрасной. Он весело болтал с Пегги.
Она оказалась чудесной собеседницей.
И тут Боулден увидел аборигена, который подарил ему зверька. Прошло
пять и семь дней - он точно сдержал слово. Остальное племя, конечно, тоже
здесь, в поселке. Еще издали Боулден приветливо улыбнулся. В ответ
абориген поднял лук и посмотрел не на них, а дальше, в сторону больницы.
Поднятый лук выглядел угрожающе, но Боулден не обратил на него
внимания. Он вдруг почувствовал, что ему чего-то не хватает, и поглядел
вниз. Зверька рядом не было. Он оглянулся.
Зверек судорожно бился в пыли. Потом с трудом поднялся на подгибающиеся
лапки и побрел к Боулдену, попробовал прыгнуть, снова упал, повернулся,
посмотрел, где Боулден, и опять побрел к нему. Один раз он взвизгнул, и из
его пасти вывалился розовый язычок. И тут абориген пустил ему в сердце
стрелу, пригвоздив его к земле. Короткий хвост дернулся, и зверек замер.
Боулден был не в силах пошевелиться. Пегги вцепилась ему в руку.
Абориген подошел к зверьку и несколько секунд молча смотрел на него.
- Все равно скоро умирай, - сказал он Боулдену. - Сгорел изнутри.
Он наклонился. Ясные желтые глаза погасли и выцвели в солнечных лучах.
- Дал тебе свое здоровье, - благоговейно сказал вандаамасец и сломал
торчащую стрелу.
Это была стрела глубокого синего цвета.


Теперь во всех поселках на Ван-Даамасе живут зверушки Боулдена. Им дали
более научное название, но какое - никто не помнит. Их держат в загонах на
окраине, вдали от жилых домов - точно так же, как держат их аборигены.
Одно время шли разговоры о том, что использовать животных для лечения
ненаучно и надо бы сконструировать электроаппарат, который их заменил бы.
Возможно, это и так. Но освоение планеты - сложная задача, и трудно
выбрать время на дополнительные исследования, когда уже существует
надежное лекарство. А оно очень надежно, и болезнь даже не считается
опасной.
Да и в любом случае друзьями человека эти зверьки стать не могут, хотя,
пожалуй, ничего другого эти ласковые, умные желтоглазые создания для себя
и не хотели бы. Однако свойство, которое делает их такими ценными,
оказывается тут неодолимым препятствием. Сила нередко оборачивается
слабостью. Нервная энергия этих зверьков слишком велика и воздействует на
здорового человека самым вредным образом, всячески нарушая хрупкое
равновесие его организма. Каким образом происходит передача энергии, еще
не выяснено, но самый факт сомнений не вызывает.
Только тем, кто заболевает "пузырчатой смертью" и нуждается в
дополнительной энергии, чтобы уничтожить микроорганизмы, скопляющиеся в
тканях вокруг нервов, разрешено ласкать зверушек Боулдена.
И в-конце концов умирает не человек, а животное. Аборигены правы:
помочь такому зверьку можно только одним способом - убить его быстро и
безболезненно.
О зверьках очень заботятся и говорят о них с большим уважением. Дети
стараются играть поближе к ним, но высокие крепкие заборы служат
достаточной преградой. Взрослые, проходя мимо, ласково им кивают.
Но Боулден никогда не приближается к загону и никогда не говорит о его
обитателях. По мнению друзей, ему тяжело вспоминать, что он оказался
первым землянином, убедившимся в полезности пушистых зверьков. Они правы.
Он с радостью отказался бы от этой чести. И он бережно хранит синюю
стрелу. Среди аборигенов есть мастера, которые легко могли бы ее починить.
Но он отказался от их услуг. Он хочет, чтобы она осталась такой, какая она
есть.

Об Уродливом прочитала впервые
Помогает увидеть себя со стороны, сколько раз проходила мимо
Вобщем реву...

Никогда не заводите собаку !:)
Потому что ЧУМА
1. Будете жить без выходных. Этот цикл никогда не кончится. Вы никогда не расслабитесь. Утром и вечером прогулка ждет вас. Круглогодично и даже утром 1 января. Вы не сможете ездить в командировки и в отпуск. Жизнь превратится в два мероприятия: Гулять и Кормить. Гулять. Кормить. Гулять. Кормить. Гулять. Кормить. Гулять. Кормить. Гулять. Причем прогулки подразумеваются долгие и полноценные, интересные и бодрые, с непременным энергичным обозреванием окрестностей на предмет людей, собак, детей, кошек, шуршащих пакетов и открытых люков. Реакцию отработаете, людей и собак (особенно пуделей) возненавидите.
2. Холод возненавидите тоже. Как и жару. Не говоря про дождь и слякоть. Весь календарь будет проходить перед вашими глазами. Журнал "Юный натуралист" будет готов за большие деньги купить ваши наблюдения за природой. Армия спасения за еще большие деньги будет готова купить ваши гулятельные одежды а-ля курточки и старые ботинки. И дурацкие шапочки! Вы научитесь утешать себя, что "зато тепло и не продувает, а в темноте все равно не видно".
3. Забудете о пьянках, клубах, ночных загулах и спанье до упора. Теперь гораздо важнее - не какой коньяк покупать, а во сколько в последний раз пописала ваша собака. И если выходите за критическую отметку в 12 часов, то вас не спасет даже харакири. Потому как совесть. А пьяных мы не любим. И от курева чихаем и смотрим страдальческими глазами. А от предложения выйти вон - отказываемся тихо, но категорично. Типа - я лучше я тут посижу. А то вдруг вы есть удумаете.
4. Приготовьтесь к новым кошмарам. Самый ужасный ужас - во сне вам привиделось, что закончился корм. Хотя вы буквально на днях купили тринадцатикилограммовый пакет этого долбанного педигри и притащили его на своем горбу на пятый этаж. А он внезапно закончился.
5. Научитесь разбираться в добавках и витаминах; не слушать всех, кто грузит на предмет "как надо кормить собаку, потому что свою я кормлю так"; прогнозировать, что от молока собаку пронесет, от яиц будет крутить живот, а лохань хлеба + ведро корма + пара банок консервов будут на ужин в самый раз.
6. Сможете запихивать градусник собаке в попу, смотреть - как и чем она какает, вытирать ее богатырские чихи с обоев и зеркала в прихожей, станете специалистом по оттиранию слюней с джинсов и дубленок, вытиранию после прогулки грязных лап и своих ботинок от чужих какашек, стрижке когтей, чистке ушей, протирке глаз и вытаскиванию из пасти всякой дряни, включая такие лакомства как провонявшаяся рыбка и разложившиеся кошаки. Запах мокрой псины будет вызывать умиление. Но ваша куртка и штаны будут ими пахнуть тоже. Не пишу про то, что собаки умеют вкусно пукать. Это сюрприз. Подается при гостях. В общем, физиологические радости на уровне санитарки дома для престарелых.
я не слишком быстро говорю? Успеваете записывать?.. Поехали дальше.
7. Так понимаю, что жуть в виде выставок вам не грозит? Хоть в одном повезло. Но если что - обращайтесь. Шелковые шнурки (уже намыленные) - в ассортименте.
8. Сума ждет вас. Я на свою девочку трачу в месяц около 3-5 тысяч. И все равно она ходит голодная! Как и я.
9. Приготовьтесь к постоянному чувству вины перед собакой. Она целый день дома одна. С ней никто не играет, не разговаривает и не гуляет. А вечером, когда вы приходите, вам хочется только одного - залечь. Или спокойно посидеть в кресле и выкурить сигарету. В тепле. В тишине. И чтобы весь мир провалился в тартарары. А тут сидит некто, смотрит на тебя, метет хвостом и ждет долгой прогулки. И чтобы с беготней, отнимаем палок и догонялками. И словами поощрения.
10. Причем этот некто никогда не упрекнет вас, что самое противное. Ну хоть бы раз проорался, стукнул тапком по столу! Так нет! Сидит, боготворит. Редко позволяет себе укор лишь в виде тихого повизгивания: "...пИсать хочу, мама... ну мама... пожалуйста, я быстро..." Хочется рыдать и таскать себя за волосы за сволочизм и издевательство над живым существом.
11. Кстати, сволочью вы будете себя чувствовать часто. Гарантирую. Особенно, когда ребенок желает рвануть к другим собакам, а низзя.
я ничего не пропустила?... Немножко осталось, потерпите.
12. Научитесь собачиться с бабушками, дворниками и прохожими, которые смеют бояться вашего милейшего слоника. Вы наловчитесь посылать их так далеко, что ЖЭКу придется искать второго дворника.
13. Будете ездить на тренировки и краснеть от того, что ваша собака такая тупая и вы тупой тоже. Потом забьете на тренировки, а потом - за дополнительные деньги - будете ходить и пересдавать умение ходить рядом с собакой.
14. Только ходить рядом она будет все равно только на тренировках. Зато вы накачаете левую руку.
15. Разовьете в себе редкий дар угадывать, чем занимается собака в темноте. Потому что собака может в этот момент: а) что-то жрать б) мышковать в) мирно какать г) выслеживать одиноких прохожих д) уже давно свалить в неизвестном направлении е) как раз подбегать к дороге. Потому что в километрах двух от вас идет какая-то другая собака ж) делать что угодно, особенно то, что нельзя.
16. Ваш дом превратится в филиал лесопилки. Вы поднатореете в пылесосении на коленях, чтобы по миллиметрам выдирать из ковра щепки и нитки. А подметать вам будет нечем. Ибо веник давно с грызен, а где дают новые, вы понятия не имеете.
17. Привыкнете к лаю, скулежу и вою. Редкому, но от того более душераздирающему. От жизни собачьей. Или рычанию на гостей. Гости вас скоро перестанут беспокоить, в отличие от соседей.
18. Очень скоро вы будете представлять собой или лакомый кусок для анатомического театра: синяки, шишки, царапины, пожеванные уши и пальцы, или сможете баллотироваться в армию на чин ведущего парада: вы наловчитесь гаркать команды так, что стекла во всех окрестных девятиэтажках будут вибрировать от ужаса.
Мужайтесь, конец близок.
19. Очень скоро из компанейского человека вы превратитесь в нелюдимого безумного собачника, выходящего из комы только при словах "прививка", "ошейник", "гулять". Вы станете неинтересным собеседником, любой разговор сворачивающего на тему блох и корма. Вы напрактикуетесь уходить с пьянок в самый разгар, бормоча: "У меня собака..." Через пару месяцев вас уже не будут никуда приглашать, а если придете по своей инициативе, то своими глазами увидите финальную сцену гоголевского "Ревизора".
20. Перестанете запоминать имена, зато отлично будете узнавать в лицо всех окрестных псов, козыряя знаниями о датах их последних вязок и размерами ошейника.
21. Настройтесь на то, что собак все время будет ходить за вами по квартире. Даже в туалет. И положив голову вам на колени, задумчиво смотреть вам прямо в глаза. или не в глаза. А то и вовсе - задумчиво нюхать воздух... Ладно, это уже детали.
22. Вы научитесь спать столько, сколько спит ваша собака. И вставать без будильника. И засыпать без поцелуя на ночь. Потому что любовники в этом дуэте лишние.
23. О господи! Чуть не забыла! Пылесосить подстилку от шерсти! Какая там опера "Иоланта" - вот где оргазм за оргазмом.
24. Вы откроете в себе способность усюсюкать, улюлюкать, повторять фразы по несколько раз без изменения интонации, придумывать невообразимые прозвища и говорить слова "Толстый" и "Жопа" с такой нежностью, что сотрудницы секса по телефону будут записываться к вам на тренинги.
25. К тому же через пару месяцев у вас начнут появляться неудобные мысли завести вторую собаку.
Вы думаете это все? Далеко не всё, мой милый. Нам просто гулять пора.
с к-9

Спасибо.

За что ?

Очень глубоко... Спасибо

Всю свою собачью жизнь Граф жил в просторной элитной квартире со своим хозяином. Граф родился очень породистым псом с завидной родословной.

Предками его были титулованные особы, чемпионы породы. Да и сам Граф по всем статям ничуть не хуже - крепкий, мускулистый, гордо держащий свою голову, он вызывал восхищение каждого.

Хозяин возлагал на него большие надежды, желая со временем заработать с помощью пса хорошие деньги.

Очень часто человек и собака выезжали в лес, на природу. Как любил такие дни Граф! Дурашливо наклоняя голову, он приглашал друга принять участие в игре "догонялки", любимой всеми собаками мира. Он носился, прищуривая глаза от удовольствия, ветер трепал его уши, пьяняще бил в морду, наполнял нос запахами леса.

Ах, хорошо! Ну, что же ты, хозяин, стоишь, неужели не чувствуешь, как хорошо? Хозяин улыбался в ответ на призывный лай Графа, кидал псу палку, за которой тот с лихим азартом бросался большими прыжками.

Так было и в тот день. После долгой зимы друзья выбрались на природу. Солнце по-весеннему пригревало, подросшие листья на деревьях тихо шелестели под ласковым теплым ветерком.
Человек расположился на расстеленном пледе, расставил закуски, приготовленные для пикника, прилег рядом.

Граф носился неподалеку, пытался поймать юрких ящерок, выползающих погреться на весеннем солнышке. Хозяин разомлел от тепла и задремал.

Именно в это время неизвестно откуда появилась полуодичавшая собака. Ее привлек дурманящий запах еды.

Увидев, что человек не двигается, голодная псина решила попытать свое воровское счастье.

Крадучись, она ползком приближалась к спящему человеку. Расстояние сокращалось, но в этот момент на дикарку прыгнул благородный Граф.

Завязалась драка, в которой один защищал имущество своего хозяина, второй же мстил "благополучному" псу за свою неудавшуюся собачью судьбу, будто именно Граф был виновен во всех бедах бродяги.

Псина остервенело рвала шкуру Графа, пытаясь ухватить самые уязвимые места. И ей это удалось. Зубы дворняги серьезно повредили ногу породистого пса.

"Лечению не подлежит" - вынесли вердикт ветеринарные врачи, поставив крест на выставочной карьере будущего чемпиона породы.

А что же хозяин? Может, он смирился с тем, что Граф не будет приносить прибыли и оставил собаку жить рядом с собой ради её любви и дружбы?

Нет, человек решил иначе. Он вывез несчастное животное далеко за город и оставил в лесу. Умирать. Разве мог в дикой природе выжить больной пес, привыкший к "тепличным" условиям? Но на что только не готово преданное любящее сердце собаки ради того, чтобы всегда быть рядом с хозяином.
Не умеющее предавать существо не ожидало предательства от другого. "Это ошибка, - думалось псу. - Хозяин просто забыл меня в этом лесу. А, может, я в чем-то сам виноват перед ним, и он решил меня наказать?".

Говорят, что в мозгу у собаки есть своеобразный компас, который помогает ей безошибочно находить дорогу домой. А Граф, несмотря на изнеженный образ жизни, был все-таки собакой. Именно это чутье дороги и еще безграничная верность вела пса к родному дому.

Худой, измученный, хромающий на все четыре стертых лапы, он больше не походил на блистательного выставочного пса. Бедняга доковылял, наконец, до подъезда своего дома.

Оставалось только ждать, когда выйдет хозяин. То-то, наверное, обрадуется, что нашелся Граф. Явно он скучал так же, как и его пес. А вот и он, скорей к нему, скорей! Граф прыгал от радости, что нашел, нашел своего хозяина. Он всем своим видом, ликующим визгом говорил человеку: "Ну, что же ты? Ты потерял меня, я сам тебя нашел! Я рад, что мы снова вместе, а ты рад?".

Но хозяин, больно отопнув собаку от себя, прошипел сквозь зубы с досадой: "Пшшел вон". Граф в недоумении сел: "Что с тобой? В чем я провинился? Я не виноват, ты же сам меня потерял!". В глазах собаки был немой вопрос - укор человеку.

Каждый день Граф приходил к подъезду ддома, ждал хозяина, пытаясь поймать его взгляд. Может, он скажет, в чем провинился пес. Напрасно - тот отводил взгляд, будто не замечая присутствия собаки.

А Граф, Граф ждал, когда, наконец, любимый ему человек сменит свой гнев на милость и простит его. Сам же подходить он уже боялся…
Сквозь дрему Граф услышал вдруг до боли знакомый голос, зовущий на помощь. Хозяин? Да, это он! Как электрическим током прошило тело собаки, и пес бросился на зов.

Только бы успеть, только бы ничего не случилось с любимым хозяином. А там, там он поймет, что Граф ни в чем не виноват, поймет и простит.

Недалеко от подъезда дома собака заметила бывшего хозяина и двух людей с ножом в руке, которые, угрожая и грязно ругаясь, требовали что-то от него.

Не существует понятия "бывший" хозяин! Он или есть, или его нет.

А у Графа он с тех пор, как его маленьким принес вот этот человек в свой дом, ухаживал за ним, кормил, водил на прогулки, любил. Но почему любил? Любит! Разве может быть иначе?

Граф верил, что недоразумение, возникшее между ним и хозяином, исчезнет. А сейчас его любимый человек в опасности - надо действовать, немедленно. Вперед!

С грозным рычанием пес бросился на бандитов. Своими крепкими зубами он пытался дотянуться до горла одного из них, когда почувствовал острую боль в боку, потом еще, еще.
Второй налетчик с остервенением бил ножом по крупному телу собаки, пытаясь освободить подельника от рассвирепевшего пса.
Кто сказал, что сгоряча можно не почувствовать боли? Враньё, Граф чувствовал ее каждой клеточкой своего израненного тела. Неимоверная, страшная боль, от которой хочется завыть, спрятаться подальше, свернувшись калачиком. Но хозяин, что будет с ним? И Граф стоял до конца, заставив ретироваться испуганных бандитов. Не готовы были они к такому натиску.
И только после бегства врага пса покинули силы. Дрожа всем телом, оставляя за собой ярко-алый след, он подполз к человеку и лизнул его ладонь, будто прося прощения за то, что немножечко опоздал с помощью, что не было его рядом с самого начала.
Простил ли Граф хозяина? А зачем? Он его и не прекращал любить во время своих скитаний.
Не в силах больше держать голову, Граф опустил её на холодеющие
лапы и затих. Навсегда. Он уже не чувствовал боли. Не видел он также и того, как хозяин обнял его за шею и шептал: "Прости, пожалуйста, прости...".
..Графа похоронили в лесу, на поляне - его с хозяином поляне, где пес любил бегать еще щенком. Рыцарь чести, он до конца остался верен себе, своему чувству и долгу перед хозяином.
И пусть его собачья душа найдет успокоение. Ведь наверняка где-то там, высоко-высоко на небесах есть рай и для собак - собачий рай, где находят приют беззаветная Любовь и Верность, Благородство, так и не получившие награды на этой грешной земле.

На остановке возле сквера,
напротив шумного вокзала,
собака... брошена, наверное,
или хозяев потеряла.
Берет с ладони осторожно
все, что дадут; благодарит!
В глаза смотреть ей невозможно...
Приняв отсутствующий вид,
все ждут, когда она исчезнет -
ведь с глаз долой, из сердца - вон?
Густая шерсть уже облезла,
и бок до кожи опален.
Лежит под лавкой, что-то гложет -
то кость какую-то, то прут.
За всяким увязаться может
в надежде, что ее возьмут!
Но...возвращается упорно
под эту лавку каждый раз,
уронит в лапы свою морду,
а слезы катятся из глаз ...

По ухабам разбитой дороги
Тихо брёл одинокий старик
Вдруг бездомный, худой и убогий
Пёс к ногам его тихо приник
Он смотрел на него очень грустно
И совсем не виляя хвостом
И какое-то тёплое чувство
Вдруг вернулось с огромным трудом.
Раскрошилось краюхою хлеба
Разлилось по столу молоком
Вспомнил дом, и вздохнул- «лучше б не был!
«Никогда, лучше б не был отцом»…
И тогда бы никто и не выгнал
С той квартиры, что в центре Москвы
И гулял бы с собакою Линдой
Что была без ума от халвы
Но, сквозь слёзы нависшего мрака
Теплотой языка на щеке
Он вдруг понял, что…..
Линда! Собака – разыскала его в этой тьме!
И обнявшись – визжа и рыдая
Твёрдо зная, что это на век
Побрели, чтобы в дымке растаять
Верность, Преданность и Человек.

Он в жизни видел много зла,
С тех пор, как изгнан был.
Машин скрипели тормоза,
И дворник палкой бил.
Из ран, вылизывая кровь,
В подвалах замерзал.
И на помойках грязных вновь
Еду себе искал.
Пес не хотел ни с кем дружить,
Обида сердце жгла.
Он до сих нор не смог забыть
Квартирного тепла.
И вот стоит продрогший весь,
У входа в магазин.
У всех выпрашивает есть,
Один, совсем один.
А люди сыты и чисты,
И что им дождь и грязь.
Попрятав лица под зонты,
Уходят, торопясь.
И что для них бездомный пес?
Нет жалости к нему.
Ведь под дождем собачьих слез
Не видно никому.